– Это было давно. – Из философского ее тон стал меланхоличным. И тут же, словно устыдившись мимолетной слабости, она собралась с духом. – Я бы вышла за него замуж, если бы он сделал мне предложение.
– Что бы на это сказала твоя мать?
– А мне все равно. На самом деле был момент, когда мне, может быть, пришлось бы заставить его силой. – Она негодующе хмыкнула вслед этим словам. Я ожидал продолжения. – Когда я забеременела Маргарет, то точно не знала, от кого она, – усмехнулась Люси.
Я чуть не ахнул. Неужели мне удалось забить гол с первого же удара? Лишь огромным усилием я заставил себя молчать и дать ей закончить рассказ.
– На тот момент мы с Дэмианом уже почти не встречались. Но потом был один эпизод, однажды днем в Эшториле… – смущенно хихикнула она. – Вы все были на террасе, а я тайком сбежала и… – Видимо, вид у меня был неодобрительный, потому что Люси иронично фыркнула. – Это были шестидесятые! Мы уже говорили тогда «дитя природы»? Этот термин уже изобрели? Не помню. В общем, это про меня. Очень забавно, потому что Маргарет – самая правильная из моих детей. Нет, даже единственная правильная.
Ситуация была мне знакома.
– Наши родители часто говорили, что в любой семье есть проблемный ребенок, – ответил я. – Теперь, похоже, норма – когда есть один непроблемный. Если повезет.
– Ну вот, в нашем доме – это Маргарет! – рассмеялась Люси. – И это даже странно, потому что в детстве она нас очень напугала.
– Чем?
– Сердце. Так несправедливо, когда это случается с ребенком, правда? У нее началась такая штука, которая называется «семейная гиперхолестеринемия».
– Как-как?
– Я сама с месяц училась это произносить.
– Сейчас у тебя просто с языка слетает.
– Так оно всегда. Поначалу даже выговорить не можешь, а потом так поднатореешь, что хоть клинику открывай. – Люси на несколько секунд растворилась в воспоминании о том ужасном эпизоде своей жизни, который с тех пор не забылся. – Забавно. Сейчас я даже посмеяться об этом могу, но тогда все казалось таким жутким. Это значит, что организм вырабатывает слишком много холестерина, отчего в конце концов случается сердечный приступ, который человека убивает. Это сегодня слово «холестерин» – в каждой бочке затычка, но тогда оно звучало по-иностранному и пугающе. И раньше эта болезнь была стопроцентно неизлечимой. Первый доктор, который поставил Маргарет этот диагноз, в одной больнице в Стоке, считал, что и сейчас неизлечим. Так что можешь себе представить, что нам пришлось пережить.
– Что ты делала в Стоке?
– Сейчас уже не помню. А, кажется, у Филипа появилась идея возродить фарфоровую фабрику. Долго она не протянула.
Только что мне приоткрылась еще одна страница долгой и запутанной истории несостоявшейся карьеры Филипа.
– В общем, приехала моя мама, схватила нас в охапку и увезла к одному специалисту на Харли-стрит, и новости стали порадостнее.
– То есть к тому моменту, как Маргарет заболела, болезнь уже научились лечить?
– Вполне, слава богу! – кивнула Люси, заново переживая испытанное когда-то облегчение. – Но совсем недавно, буквально года за четыре до нашего визита. Мы долго не могли оправиться от шока. Несколько месяцев жили в страхе. Помню, однажды ночью я проснулась и вижу, что Филип склонился над ее кроваткой и плачет. Сейчас мы об этом не заговариваем, но каждый раз когда я на него сержусь, то вспоминаю ту минуту и прощаю его. – Люси замялась, борясь с голосом совести. – По крайней мере, стараюсь простить, – прибавила она.
Я кивнул. Легко было понять, почему она прощает его. Филип, рыдающий по своему невинному ребенку в полутемной детской, был не только намного благороднее, но и в тысячу раз содержательнее, чем бальный фанфарон, которого я знал.
– Но что мы никак не могли понять, – продолжала Люси, – это почему нам все говорили, что это только наследственное, но ни он, ни я не знали, чтобы в наших семьях встречалось такое заболевание. Расспросили родителей, поузнавали – никаких следов. Но так или иначе, мама нашла нам чудесного доктора, и как только мы начали лечиться, все прошло. – Люси помолчала. Видимо, на эту территорию она отваживалась заходить нечасто. – Я порой думаю, что, может быть, страсть Маргарет к простой, обычной жизни возникла оттого, что ей грозило так рано эту жизнь потерять. Ты не согласен со мной?
Вся эта речь имела непосредственное отношение к делу, которое привело меня в Кент, но не успел я произнести и слова, как почувствовал, что у двери кто-то есть.
– Здравствуй, незнакомец!