Тени прошлого

Это был особый способ обороны – через попытку умалить меня и мои занятия, но не верю, что сделано было по злому умыслу. Филип подозревал, и подозревал справедливо, что я не одобряю его, и показывал, что сохраняет за собой право не одобрять меня. Всякому человеку моего круга и моего поколения, решившему зарабатывать на жизнь искусством, это отношение знакомо. В юности наш выбор профессии все, и родители, и друзья, считали полнейшим безумием, но пока мы пробиваемся, наши более трезвомыслящие современники рады подбадривать нас, и сочувствовать нашим начинаниям, и даже подкармливать. Беда приходила, когда мы, работники цеха искусств, достигали успеха. Сама мысль о том, что мы можем зарабатывать деньги или, хуже того, зарабатывать больше денег, чем наши взрослые и благоразумные знакомые, была сродни дерзости. Они-то избрали скучную дорогу, чтобы обеспечить себе стабильность. Но обеспечить стабильность, по пути наслаждаясь радостями жизни, – это безответственность, заслуживающая порицания.

– Вряд ли, – улыбнулся я. – Потому что если бы ты что-нибудь читал, то наверняка запомнил бы, кто автор.

Филип поднял брови, глядя на жену, словно шутливо намекая, что я капризный артист, которому надо потакать.

– Люси читала кое-какие твои книги. Насколько я понимаю, она очень высокого о них мнения.

– Я рад. – Мне неудобно было комментировать, что его замечание делает предыдущий его вопрос неуместным.

Мои слова утонули в молчании. Вокруг словно все остановилось, и мы трое это чувствовали. Такое часто случается, когда старые друзья собираются вместе после многолетнего перерыва. Перед встречей они представляют себе, как произойдет нечто взрывное и увлекательное, но потом оказывается, что перед ними унылая группа людей старше средних лет, у которых уже нет ничего общего. Семейство Ронсли-Прайс проделало большой совместный путь, я прошел свой, и сейчас мы были всего лишь трое незнакомых людей на очень грязной кухне. Кроме того, я должен был получить нужную информацию, прежде чем считать свое путешествие оконченным, а получить ее, пока Филип с нами, я не мог. Группу пора было разбивать.

– Покажете мне магазин? – спросил я.

Последовала пауза, в воздухе повисло нечто невысказанное. Полагаю, это было всего лишь мужское стремление Филипа представить себя как равного мне в достижении жизненного успеха, что даже при моих достаточно скромных достижениях могло оказаться непростой задачей, когда я увижу его бизнес своими глазами. Или, может быть, это Люси внезапно поняла, что после совместно проведенного дня я увезу с собой впечатление, будто у них не все идет гладко. Большинство из нас питает затаенное желание, чтобы сверстники видели нас преуспевающими, но сейчас эти желания Люси оказались под угрозой.

– Конечно, – помолчав, все же кивнул Филип.

Меня не удивило, что магазин оказался бестолковым. Знаменательно, что его разместили в бывшем загоне для скота, переделанном на скорую руку и без должных вложений. Непременные деревянные прилавки и полки навевали бодрый, хотя и натужный оптимизм. Яркие разноцветные объявления над ними неестественно крупными красными надписями от руки объявляли о дух захватывающем разнообразии товара: «Свежие овощи! – кричали они. – Домашние джемы и конфитюры!» Но в этом навевающем зевоту пустом помещении они приобретали гнетущий и жалкий вид, как у человека, который одиноко сидит за обеденным столом в бумажном колпаке. Пол был дешевый, потолок плохо покрашен. Как я и предвидел, весь магазин был забит предметами, которые никто в здравом уме не захочет купить. Помимо консервированных паштетов из дикого кабана или гусиных крылышек, там были устройства, не дающие вину в холодильнике потерять аромат, и шерстяные стельки для рыбалки. Подарки для рождественских чулок, которые мог купить и подарить только тот, кто ничего не знает об этой традиции. Мясной прилавок выглядел особенно непривлекательно, даже для такого плотоядного существа, как я, и начисто отбивал охоту исследовать его подробнее. Единственный покупатель расплачивался за цветную капусту. Если не считать его, в магазине было пусто. Мы молча озирались.

– Вся беда от этих «моллов»! – Филип растянул последнее слово, неуклюже изображая американский акцент в попытке обратить свою тоску в шутку. – Понастроили их. Не угнаться за ценами, только в трубу вылетишь.

Я задумался, говорить или нет, что в трубу они, похоже, вылетят в любом случае.

– Везде говорят, что люди сейчас беспокоятся об экологии, им важно, где выращены продукты, но… – Он вздохнул.

Вместо задуманного ироничного пожатия плечами у Филипа бессильно сгорбилась спина. Искренне признаюсь, что в тот момент мне было его невероятно жаль. Не важно, что раньше я его недолюбливал. В конце концов, мы ведь были знакомы очень долго, и я не желал ему зла.