От неожиданности я вздрогнул и поднял глаза. В дальнем конце зала стояла крошечная фигурка, больше напоминавшая бойскаута на неделе добрых дел, чем принцессу средних лет. Конечно, я понимал, что вижу Дагмар, – подсказывала ее фигура, но поначалу не мог различить знакомые черты на лице, которое мне явили. Ее волосы поседели, но, как всегда, лежали прямые и распущенные, и я все же узнал ее подрагивающие, тревожные губы, но сверх того мало что уцелело от девичьей внешности. Глаза остались такими же огромными, но стали грустнее. Несмотря на роскошные декорации дома, где мы находились, мне показалось, что жизнь ее идет далеко не гладко. Мы поцеловались, чуть неловко, дотронувшись губами до щеки, как два незнакомых человека, и Дагмар провела меня в гостиную, изящный и светлый зал, но с тем же ощущением разнородности. Там была представлена целая коллекция ситца от Коулфакс[37]
и старинных предметов, на этот раз Георгианской эпохи, великолепных по отдельности, но ничем не объединенных. На стенах продолжался блестящий парад европейских персон.– Не помню, чтобы у тебя все это висело на Тревор-сквер, – указав на пару портретов, сказал я. – Или они хранились в кладовке?
Мы оба без лишних слов понимали, что к истории семьи сквайра Уильяма де Холмана эти картины никакого отношения не имеют.
– Ни то ни другое, – покачала головой Дагмар.
Наконец-то она начала ко мне возвращаться. Влажный полуоткрытый рот стал чуть жестче, но неуместная плачущая нотка в голосе, едва слышное печальное движение голосовых связок мигом напомнили мне о той девушке, которой она когда-то была.
– Уильям завел шпионов во всех аукционных домах, и каждый раз, когда появляется картина, имеющая ко мне хоть малейшее отношение, он выкупает ее.
Дагмар не стала пояснять, как это характеризует ее мужа. Не стал и я.
– Где он сейчас?
– Выбирает вино к обеду. Сейчас придет.
Она налила мне из припасов, спрятанных в большом резном буфете в стиле рококо, рядом с ним в углу я, к своему удивлению, увидел маленькую раковину, и мы разговорились. Дагмар знала о моей жизни больше, чем я предполагал, и наверняка заметила, как мне польстило, когда она заговорила об одном романе, на который критика едва обратила внимание. Я поблагодарил.
– Стараюсь следить за тем, какие новости у знакомых мне людей, – чуть улыбнулась она.
– А встречаться с самими людьми?
– Дружба – дело обоюдное, – повела плечами Дагмар. – Не знаю, что у нас всех сейчас было бы общего. Уильям не слишком… тоскует по тем временам. Предпочитает то, что происходило позже.
Это меня не удивило. На его месте я испытывал бы те же чувства.
– Ты видишься с кем-нибудь из наших?
Я ответил, что ездил в гости к Люси.
– Да ты весело живешь! Как она?
– Нормально. У ее мужа новый бизнес. Не уверен, хорошо ли идут дела.
– Филип Ронсли-Прайс, – кивнула Дагмар. – Мужчина, от которого мы все бегали, а Люси Далтон взяла и вышла за него замуж. Как только жизнь не поворачивается! Наверное, он сейчас совсем изменился?
– Да, но не мешало бы измениться побольше, – безжалостно ответил я, и мы рассмеялись. – Видел и Дэмиана Бакстера. Совсем недавно. Помнишь его?
На этот раз она, ахнув, захихикала, и в комнате окончательно появилась прежняя Дагмар.
– Помню ли я его? – переспросила она. – Как я могла его забыть, ведь наши имена оказались связаны навсегда!
Я рассчитывал на другой ответ, и это замечание меня удивило. Неужели я не заметил романа, о котором знали все остальные?
– Правда?
Дагмар удивленно посмотрела на меня. Ее явно изумляло мое тугодумие.
– Помнишь мой бал? Когда он уложил Эндрю Саммерсби? И увеличил счет примерно на две тысячи фунтов? Немалые тогда были деньги, я тебе скажу!
Но воспоминание не рассердило ее. Напротив. Я это видел.
– Конечно помню. И помню твои попытки убедить всех, будто он был приглашен. Я был от тебя в восторге!
– Безнадежное дело, – кивнула Дагмар. При мысли о том давнем подвиге она улыбнулась, как маленький озорной эльф. – Моя мать жила в каком-то фантастическом королевстве, существующем только в ее голове. Она считала, что если позволит одному молодому человеку, который безупречно вел себя весь вечер, остаться до конца, не имея приглашения, то мир рухнет. Из-за ее негибкости мы выглядели смешно.
– Ты смешно не выглядела.
– Правда? – Она покраснела от удовольствия. – Надеюсь!
– Как мама? Я так всегда боялся ее…
– Сейчас бы не испугался.
– Значит, она жива?
– Да, жива. Можем встретиться с ней, если у тебя будет время прогуляться после обеда.
– С удовольствием, – кивнул я.
Разговор на время утих, и стало слышно, как где-то бьется в окно заточенная между стеклами пчела, знакомое жужжание с глухими толчками. Не в первый раз я почувствовал, как странно беседовать с людьми, которых когда-то хорошо знал, а теперь не знаешь вовсе.
– Она должна быть довольна, как у тебя сложилась жизнь, – произнес я совершенно искренне.