Тени прошлого

Еще мне очень понравился сад при доме. Сад был большой, и хотя я с трудом отличала один цветок от другого, тем более что в это время года их было не так уж много, но мне очень нравилось надевать пальто и проводить часок с садовником Блейком или кем-нибудь из его помощников, наблюдая за тем, как они работают в теплицах, где много южных растений пережидало холодное время года. Иногда они поражались, стоило мне задать какой-нибудь вопрос, моему невежеству, но когда другие слуги рассказали им, что я выросла во Франции, они решили, что так оно и должно быть, коли я чужестранка.

Если не в чем другом, то в одном Серебряный Лес уж точно был не похож на другие дома, потому что ни Мэтти, ни я не принадлежали ни к хозяевам, ни к слугам, и мистеру Райдеру приходилось самому развлекать своих гостей, которых он приглашал к обеду, в основном деловых партнеров из-за границы. В таких случаях Мэтти и я обедали в маленькой гостиной, примыкавшей к спальне Мэтти. Она часто приглашала меня в эту гостиную поболтать часок, другой или сыграть в карты. Кстати, это она научила меня играть в криббидж.

Шла пятая неделя моего пребывания в Серебряном Лесу, когда на весь уик-енд приехали два француза. Мы с Мэтти отделились от хозяев, но в субботу вечером мистер Райдер послал мне сказать, что ждет меня в кабинете. Должна признаться, я испугалась, подумав, что его гости – переодетые полицейские, выследившие меня в Англии, хотя даже мне трудно было представить, кто стал бы мной заниматься, да еще в чужой стране. По ходу дела я поняла, что они приехали как деловые люди купить оружие у одной из его компаний. По-английски они говорили с трудом. Джеральд еще недостаточно знал французский для обсуждения всяких подробностей, поэтому послали за мной.

Мне самой было интересно, потому что во время переговоров я узнала много новых для меня технических терминов, которые решила включить в уроки с Джеральдом. Количество вооружения и денежные суммы, которыми они оперировали, были выше моего понимания, но я старалась сохранять на лице безразличное выражение, как бы ни было удивительно для меня то, что я говорила. Наверное, мне это удалось, потому что мистер Райдер поблагодарил меня прежде, чем отпустить, когда переговоры завершились.

Я редко вспоминала Францию, живя в Серебряном Лесу, но своих немногих друзей не забывала и всегда поминала их в молитвах, особенно Тоби Кента, который был в плавании, и, Бог знает, какие опасности ему грозили. После пасхальных каникул Джейн вновь стала каждый день ездить в школу, Джеральд продолжал смотреть на меня с немым обожанием, а в саду начали распускаться цветы, сначала нарциссы, потом тюльпаны и, наконец, камелии розовыми и красными гроздьями.

Как-то вечером я сидела в гостиной, листая «Татлер», и вдруг застыла от изумления, не зная, радоваться мне или огорчаться. Прямо перед моими глазами были две фотографии с подписями, а рядом три или четыре колонки текста. На одной фотографии была картина в раме, изображавшая мужчину в заношенном белом смокинге, и она ничего мне не говорила. Зато на другой была картина, написанная Тоби Кентом в последнее мое воскресенье на Монмартре.

Я со сложенными на коленях руками сидела рядом с раковиной, в которой была гора грязной посуды, и смотрела в окно на крыши и трубы на фоне неба. Фотография была не маленькая и черно-белая, и видно на ней все было как нельзя лучше, но я почувствовала облегчение, когда поняла, что меня на ней узнать нельзя. Если честно, то я сомневалась, что меня можно было бы узнать и на самой картине, поскольку Тоби писал свое восприятие меня, а не меня самое.

Оторвавшись на секунду от журнала, я порадовалась, что мистер Райдер уехал на два дня. Мэтти вязала, Джейн что-то вырезала, а Джеральд застыл над учебником, ибо он изо всех сил старался доставить мне удовольствие своими успехами во французском. Они все знали, что я была официанткой без единого су в кармане в одном из самых бедных кварталов Парижа, и у меня не было никаких причин не показывать им фотографию, но я решила этого не делать. Наученная горьким опытом, я привыкла смотреть вперед, а не назад, поэтому решила не вспоминать о своей парижской жизни, как раньше – о жизни в Англии. Если я признаюсь, что на картине я, то мне придется ответить на множество всяких вопросов о том, кто художник и почему я позировала для него, а мне совсем не хотелось говорить об этом.

Я опять уткнулась в журнал и прочитала: «Фотография с картины «Девушка с бабочкой» мистера Тоби Кента, которая произвела сенсацию на последней выставке в Париже».

Я очень обрадовалась успеху Тоби. Сенсация! Так говорилось в журнале. И он назвал ее «Девушка с бабочкой», потому что видел золотую бабочку у меня на плече. Это утвердило меня в моем решении ничего никому не говорить, даже Мэтти... Нет, тем более Мэтти. Она-то наверняка заинтересуется, почему и художник, и мистер Райдер называют меня одинаково.