— Не скрою, здесь есть микробы, но скажите, где их нет? А самые опасные бывают именно в больницах. К тому же мать-природа сама обо всем заботится. Пока ребенок развивался у вас в утробе, вы постоянно делились с ним своим иммунитетом. На протяжении всех этих месяцев вы подвергались воздействию многочисленных микробов, существующих в этом доме, и у вас вырабатывался против них иммунитет, который вы и передали своему ребенку. Находясь же в больнице, вы столкнулись бы с такими микробами, о которых даже и не слыхивали прежде… Так что, как видите, домашняя обстановка безопасней и для вас, и для малыша. И даже не думайте ни о каких осложнениях. За свою жизнь я принял столько ребятишек, что и не сосчитать… В своем районе я видел обнаженной от талии и ниже чуть ли не каждую женщину… Не думаю, чтобы я смог узнать хотя бы одну из них на вечеринке… если только, конечно, они не задерут юбки…
Его добродушный монолог прерывался смехом и словами ободрения.
Перед тем как показалась голова ребенка, Сюзен услышала шум и приглушенные голоса, доносящиеся снизу. Это явился Картер. Он зашел в спальню на пару минут, но не остался в ней, а торопливо ретировался, явно напуганный царившим там беспорядком и раскрасневшимся, потным лицом жены. Интересно, слышал ли он ее душераздирающие крики, когда тело ее пронзала боль от следующих одна за другой схваток?
Поначалу она смущалась и старалась сдерживать крик, но Холлидей сказал:
— Давай не стесняйся, кричи, дорогая. Это пугает только тех, кто тебя слышит. А какое нам до них дело? Сейчас нам ни до кого нет дела. Если тебе легче от крика, кричи, обязательно кричи. Может быть, тогда эти типы поймут, что у нас не воскресный пикник…
Сюзен хотелось смеяться, но не было сил и не хватало дыхания. Что бы она без него делала?
Когда он наконец вручил ей сына, Сюзен, прижав к груди маленький теплый комочек мягкой плоти, почувствовала, что она счастлива. Маленький ротик вдруг заработал, и сын, повернув голову, впился в один из ее сосков.
— Он настоящий красавец, — тихо сказала она. — Посмотрите, он уже знает, что ему нужно делать!
Затем Сюзен подняла глаза на доктора Холлидея, и на губах ее заиграла улыбка.
— Спасибо вам…
— Не благодарите меня, дорогая! Всю работу вы проделали сами. Я только сидел тут да рассказывал вам всякие байки, чтобы вы не скучали.
Сюзен рассмеялась. Она была все еще слишком слаба, но зато безмерно счастлива.
— Может быть, его следует вымыть или еще что-нибудь? По-моему, он немного испачкался.
— Если у него есть все пальчики на руках и ногах, дорогая, то кого может волновать капелька грязи? Мы его вымоем после того, как я вас немного подштопаю. Пусть он кушает, а вы на меня не обращайте внимания.
Сюзен почувствовала укол шприца. Это Холлидей сделал ей местную анестезию. Потом она спокойно лежала и любовалась новорожденным сыном.
— Здравствуй, Майкл, — произнесла она тихо. — Рада наконец познакомиться с тобой.
Майкл взглянул на нее, и его раскосые голубые глазки забавно свелись в одну точку. Крошечные ручки то сжимались, то разжимались — в такт работе маленького ротика.
— Майкл Толман, — сказала она. — Я тебя люблю.
Потом она задремала, крепко прижав к себе самое большое чудо, которое ей когда-либо приходилось видеть.
Глава 7
Обретенная радость материнства заставила Сюзен забыть о неприятностях последних месяцев беременности, изменах Картера и его прохладном отношении к ней. Все это казалось ей частью какого-то забытого сна. Теперь они вместе с Майклом составляли свой собственный мирок, отгороженный от окружающего мира незримой оболочкой, и ничто, кроме крошечного сына, не имело для Сюзен ни малейшего значения. Картер, равно как и все остальные члены семейства Толманов, находился где-то на дальних окраинах этого мирка.
Картер праздновал свое вступление в роль новоиспеченного папаши. Празднование, кажется, сводилось к дружеским похлопываниям по спине, поглощению огромного количества спиртного и шуточкам по поводу того, что теперь, мол, кончились беззаботные денечки. Но Сюзен была так поглощена новым для нее чувством к маленькому созданию, что практически ничто не могло омрачить ее радость.
Картер по-прежнему возвращался домой поздно, но Сюзен этого даже не замечала. Чаще всего, укачав Майкла, она тоже засыпала, даже не зная, дома ли Картер, нет ли и в какое время он заявился домой. Иногда часа в два-три ночи она просыпалась в кресле-качалке, укладывала Майкла в колыбельку и ложилась в постель. В пять часов вставал Картер и вместе с работниками уходил в поле. Им даже почти не удавалось поговорить.
Когда Майклу исполнилось три месяца, Сюзен начала постепенно выходить из стеклянной оболочки своего мирка. Но распорядок ее жизни почти не оставлял времени для размышлений. То, что раньше занимало ее мысли — чувство одиночества, проблемы с Картером и желание поступить в аспирантуру, — сейчас просто стерлось из ее памяти.