Тени прошлого — тени будущего

Он кладет руку на плечо и опускает, освобождая меня, но не отводя остановленного на мне взгляда… Он уходит… Его машины, закрывая его тусклым свеченьем, следуют за ним. Я смотрю ему в спину… Он оборачивается через плечо и останавливает мой взгляд блестящими стеклом глазами… У него не живые глаза, как и у Скара… Но это не тот ровный взгляд, видящий все сразу и ничего отдельно… Этот цепкий взгляд не прошел сквозь и через меня досмотровым лучом — при досмотре он разодрал меня по кускам когтями, раздирая каждый кусок в клочья в поисках «скрытого»… Озноб пробрал меня с новой силой — унять его я почти не могу… Это сказывается утомление… Точно, это от усталости… Только, как бы я не отгонял эти мысли, я знаю, что встречи с генералами DIS всегда не к добру… А с ним — с главой управления службы внутренней безопасности этих ледяных пустынь… Надо проверить пропуск — настроить его сигнал на большую частоту. И бежать… Нет, идти ровней.

Казармы опустели после этой ночи… Сорг, Хорн и Нор — неизвестно где, будто их и нет. Лесовский спит. А я заснуть никак не могу — слушаю шаги за дверями… К горлу ком подступает. Нет, этого не будет… Не сейчас — еще не слишком тихо, чтобы срывать тишину боем. Я даже не знаю толком, где был и чему был свидетелем. Надо думать о другом, о том, что я записал… А записал я и то, и это… и что-то еще — что-то не то… И ошейник помнит больше, чем я… Не понимаю, как это получилось… И что теперь делать?.. Что мне делать?! Лесовского будить!

— Влад, проснись…

Теперь ясно, отчего мне Стикк дни напролет мозги, как его чертовы сапоги, до блеску чистил, отчего последний разнос устроил… И что он с этим темнил?.. Переоценил мои способности… Нет, не мог он просто открыто сказать. Иначе, как напролом, Стикку соображений не донести. А до того, как его вплотную не прижмет, он таких штук не делает. Это Айнер, как рентген-луч, насквозь всех видит и по «границам» уверенно ходит… Только и ему пришлось со мной далеко зайти… После его разъяснений и моих стараний следовать им, этому вредоносному черт знает чему должен был прийти конец… Но конец не пришел… Запись я не пресек и не стер… Значит нужно подумать, что еще можно сделать с ошейником… Но мне не только с ним нужно что-то делать, но и с моей головой!.. Я должен как-то это остановить!.. Прекратить запись всего, что бродит по закоулкам и подворотням моего разума!.. И подворотни эти с закоулками я обязан расчистить!.. Иначе по ним что попало бродить продолжит!..

— Черт. Влад, проснись.

Учет мыслей и поиск скрытых поблизости преступлений — еще день назад не мое это было дело… Мои поступки, командные досмотры отчетных записей — вызывали только череду указаний… теперь вызывают чередой допросы… Никогда раньше этого не было. Устранить беспорядки и их последствия действием, минуя офицеров, — было такое… Товарищей прикрыть — обычное дело… Иначе и быть не должно под бременем войны… Случаи, конечно, прежде не такие серьезные были, как теперь… Но и теперь… После штурмовых операций мы, порой, поступаем не иначе, чем при их ходе, — действуем решительно и без потери времени, ориентируясь больше по ситуации, чем по обобщенным указаниям… А здесь, кроме сражений, почти ничего нет… Значит, нет и почти никакой разницы между действиями в бою и после боя… Нам прощают эти вольности и в Штраубе, и в Шаттенберге… Значит, должны простить и здесь — просто обязаны… Но здесь другой порядок… Тут есть что-то еще, что требует более резких решений более серьезных задач. Тут ведут не одну войну… И, похоже, поле битвы шире, чем мне виделось прежде…

Это теневое поле боя и исчерчено теми границами, про которые говорил мне Айнер… И тонкие эти черты подобны защитным заграждениям вдоль дорог и мостов над бездонными обрывами… Нет, я по своей воле на эту грань не ступлю… И никого я по своей воле с этой грани не столкну, кто бы на нее не ступил… Здесь мои принципы не одолеть никому и ничему, кроме… Нет, тут не о чьем-то приказе речь… Повиновение приказу — с этим мое дело правое. Тут речь о моей тупости… Не по своей воле, так по воле моей тупости, я все порчу…

Мой отчет… Он подводит меня к этой грани… Вернее, уже подвел — предо мной уже простерты те обрывы… А для меня это одно — край пропасти, где мне и пропасть. Мне на краю твердо, как на посту, не стоять. Сорвусь, и, что хуже, — сорву еще кого-то… кого-то, кто мне руку подаст. Не так важно — того, кто решит меня с того обрывистого края на дорогу стащить, или того, кто решит на том краю удержать… Страшно то, что сорву того, кто руку даст… не споря с риском слететь, не уступая страху сорваться… Я знаю, что это — я уже слетел. Это Айнер мне «поле замедлений» открыл, чтоб я об острые камни чего-то бездонного боеспособность не разбил. Он вытащит меня, стоит мне… Я исполню его указания… Я должен. Я вынужден.