— Мне известно, что блокаторы не действуют. Руггеры стали враждебней, чем прежде. Но теперь ничто не скрывает их истинную силу и волю — нам полностью открыты пределы их угрозы. Я вижу, что контроль над ними еще не совершенен, — нужны доработки. Но сдержать их одними хлыстами вы способны. Это хорошо. Серьезных коррекций больше не будет, остальные — отложены. Теперь только всадники будут укрощать зверей.
Командир S9 согласно наклонил голову, прерывая контакт с тяжелым взглядом Ульвэра для короткой передышки. Все мы знаем, что должны будем исправить этот наш промах, но еще никто не знает — каким образом… А главное — как скоро Ульвэр нам его простит… вернее — спишет. Он ничем не показал… он вообще ничем ничего не показал — ни видом, ни… Офицеры S12 злобы или радости почти не выражают — кроме спокойной сосредоточенности от них ждать ничего… А Ульвэр особенно сух. Он вообще такой — сухой какой-то… Худой, бледный… И скулы у него тонкой — скорее, истонченной — кожей обтянуты… Его светлые глаза всегда смотрят из глубины, из темноты — из-под сведенных жесткой линией бровей. Но это не волчий взгляд исподлобья — это благородный открытый взгляд… только уж очень строгий. По нему сразу видно, что он — боевой командир… Слишком он обветренный и выжженный для штабных крыс… Хоть его волосы светлы и коротко стрижены — заметны белые пряди, обесцвеченные жесткими лучами. Суровый север вытравил и цвет его глаз… Со временем снежные пустыни всех уравнивают с этой всевластной белизной… Тот, кто воюет среди снегов, должен стать таким же, как снег, — холодным и белым… Должен стать таким, как снег, — живым или мертвым…
Мне не следует думать про Хантэрхайм сейчас… Я сосредоточенно всмотрелся в лицо командиру, с которым по зову службы я должен буду проститься против воли… По нему видно, что он такой командир, который полностью разделяет всю тяжесть участи простых бойцов… и высших офицеров. Еще по нему видно, что он — стар, хоть с виду он молод, как все мы. Он стар из-за этой худобы и сухости — это придает ему какую-то скованную прямоту и обрывистую резкость, что свойственно только «защитникам». Стар и его усталый взгляд, в котором отражено и понимание наших тягот, пройденных им лично, и понимание ответственности высших офицеров, возложенной на него долгом. Такого командира больше нет — он один такой… И пусть мы знаем, что он будет строг к нашим ошибкам, мы знаем, что он будет справедлив. Ульвэр никого не судит с пристрастием и никому не раздает незаслуженных кар и наград. А еще важнее, что он объясняет, за что эти кары и награды даны. Не то, что Борг…
Ульвэр на секунду остановил взгляд на нас с Владом… Он знает нас всех — хорошо знает, не только по отчетным данным…
— Герфрид, открой отсек, обесточь блокировку.
Я без промедлений отключил все, что могло бы хоть как-то помешать Замухрышке разорвать меня и моего полкового командира в клочья… Зверь со свистом втянул носом воздух — и все… Больше никаких поползновений к мятежу я не заметил.
— Отойди, Герфрид.
— Есть.
— Смотри.
Ульвэр подошел к огромной зверюге, не угрожая и не преграждая пути… Зверь поднял голову и снова втянул со скрежетом воздух — его ничто не держит, никто не мешает пройти… Ульвэр положил руку ему на плечо, зверь вздрогнул и затих… Черную перчатку будто поглотило тьмой — этой глыбой тьмы, обтянутой гладкой черной шкурой. Все отблески, все границы — все исчезло в этой темноте… Стало казаться, что Ульвэр поднес руку к самому сердцу зверя — прямо через грубую шкуру… Будто зверь пропустил его, доверил ему пульс — без препятствий, без сопротивления…
— Ты видишь?
— Так точно.
— А ты, Стикк? Видишь?
— Вижу, командир.
Ульвэр устремил взгляд в слепые глаза подземной твари…
— Зверь нападает, когда боится. Но только, когда боится не настолько, чтобы не нападать. Если вы не способны подчинить зверя страхом так, чтобы удержать его подчиненным, — не пугайте его. Вы должны внушить ему, что вы ему нужны. Но сделать это вы сможете лишь, когда внушите ему, что он нужен вам. Он сопротивляется не человеку, а хищнику. Когда человек перестанет быть зверю хищником — зверь даст ему помощь и примет помощь от него.
Ульвэр провел рукой по шкуре зверя и отнял руку, стряхнув с перчатки подпаленную бичом шерсть… Он обернулся к Стикку… Нет, он не обратился прямо к нему, но мы все поняли, что это будет скорее их разговор, чем общий…