Тени прошлого. Воспоминания

Поездки сюда были очень веселы. Мы, разумеется, гуляли и по окрестностям участка. Между прочим, поднявшись на крутую гору, его отграничивавшую с одной стороны, можно было любоваться одним из лучших видов, какие я только знаю на свете. С этой горы открывались вся Цемесская долина, хребет Маркотх, город Новороссийск, вся Новороссийская бухта, а за нею — безбрежное море. Панорама — дивная. У самого участка по обе стороны находились возвышенности, превышающие его, так что дальних видов не могло быть, но он сам по себе был красив и уютен. И много времени понадобилось нам, чтобы его подробно рассмотреть, сообразить, где ставить хату и сарай, где разбивать сад, виноградник и т. д. Временно, пока еще ничего не успели сделать, поставили между двумя деревьями большой, густо обложенный ветвями и камышом шалаш, а около него глиняную печку с трубой. Такие печи у нас делаются очень просто. Сначала сплетают из веток печь и трубу, потом обмазывают их изнутри и снаружи толстыми слоями глины. Когда печь начинает работать, эта глина мало-помалу обжигается наподобие кирпича и становится очень твердой. В этом шалаше у нас жил сторож, когда начали ставить хату с сараем и разбивать сад и виноградник. Тут же находили себе приют рабочие на сенокосе, так как мы немедленно стали пользоваться участком для покоса. Трава тут была прекрасная и обеспечивала всю потребность наших лошадей и скота, которого у нас одно время было много, — коров и быков мелкой черкесской породы. Веселое время были эти покосы, в которых и мне приводилось принимать горячее участие. Я научился порядочно косить. Но особенно интересно было свозить копны к общему стогу, в который их складывали. Мы подкладывали под копну пару дрючков, охватывали ее веревками спереди, запрягали быков, а сзади нужно было стать ногами на оба дрючка и придерживать руками копну, чтобы она не рассыпалась. Эти импровизированные сани шибко двигались по гладкому скошенному лугу, так что случалось и падать со своих запяток, а потом бегом догонять сани, чтобы снова укрепиться на своем посту. Но зато с каким, бывало, аппетитом обедаешь после трудов праведных!

Приезжая на хутор, мы, пока не было хаты, останавливались всегда в прелестном уголке, который прозвали виноградной беседкой. Над ручьем, около родника, росли густые кусты, вроде аллеи, густо обвитые диким виноградом в руку толщиной. Его ветви оплетали вершины кустов, перебрасываясь с одной стороны на другую, и образовывали толстую непроницаемую крышу, которая совсем не пропускала дождя и была так крепка, что мы, молодежь, забирались туда человек по пять и там лежали как на пружинном матрасе. Эта беседка служила нам прибежищем от дождя и столовой, а кухня была устроена снаружи у ручья. Там, в откосе оврага, выкопали очаг, на котором варили ши, кашу, жарили мясо. Случалось, брали с собой и самовар.

Год за годом наш хутор благоустраивался. Каждое новое лето я заставал что-нибудь новенькое. Выросла хата — конечно, обыкновенная мазанка, но просторная. Вырос сарай. Потом стали копать погреб. Вырастал понемногу сад, вырастал виноградник. Стали мы сеять кукурузу, так называемый «конский зуб», виргинку, стали сеять табак. Табак у нас выходил хотя роскошный на вид, но плоховатый по качеству: не умели хорошо выдерживать. Но виргинка росла превосходно. Это могучее растение с толстыми стволами и такое высокое, что в поле кукурузы нельзя увидеть человека. С каждым моим приездом домой на хуторе прибавлялось работы, в которой так весело было участвовать. Два раза, однако, хуторская работа обошлась мне довольно дорого. Один раз понадобилось нам накосить камыша для крыши сарая. Я уже был совсем крепкий подросток, так что брался и за серьезную работу. Памятником ее, вероятно, и доселе остались два превосходных ореховых дерева. Я сам копал огромные ямы для их посадки, утрамбовывал дно камнями, как это полагается, чтобы корни расходились в ширину. Посадил я их шесть штук, но четыре вышли неудачными, а две разрослись роскошно. И странное дело, они дали орехи в первый раз в том году, когда я после всяких бурных приключений возвратился на родину из эмиграции. Бедные мои деревья! Они как будто хотели приветствовать меня. Но не в том дело. В тот раз, о котором я говорю, я поехал косить камыш на цемесское болото. Работа эта трудная.