Тени прошлого. Воспоминания

Устье Цемеса оказалось не шире двух саженей при глубине около аршина, но течение напирало так сильно, что относило нашу лодку, и мы никакими силами не могли продвинуть ее вперед. После нескольких бесплодных усилий мы решили перетащить лодку через плотину в некоторое подобие лимана, которым расширяется Цемес при впадении в бухту. В этом озерке течение было уже гораздо медленнее, и, хотя нас все-таки сносило к сваям моста, мы могли справляться с течением и сначала бодро поплыли по Цемесу между зеленых стен высоких камышей. Только плавание наше оказалось весьма непродолжительным. Река раздроблялась на целую сеть узких протоков, в которых стало наконец трудно грести, потому что весла с обоих бортов упирались в камыши. Пихаться во дно тоже было нельзя, потому что оно состояло из жидкой грязи. А протоки делались все мельче, все уже, так что мы стали бояться, как бы не застрять в грязи на мели. Это было бы не только неприятно, но опасно, потому что помочь нам тут никто не мог. На целую версту кругом никогда не было ни одного человека. Надо было выбираться, пока не поздно. Покрутившись по болоту, мы кое-как успели вернуться к мосту, перетащили лодку в бухту и двинулись восвояси, предовольные тем, что не попали ни в какую беду в цемесских трясинах.

Это был единственный случай, когда нам пришлось провести таких два тревожных часа. Раз, однако же, мы и в бухте порядочно напугались, и именно ночью. Странное вышло приключение. Ночь была черна, ни зги не видно, а мы, возвращаясь с того берега, находились еще далеко посредине бухты. Вдруг за нами показалось что-то огромное, темное, догонявшее нас. Мы испугались. Пришла в голову мысль: не судно ли это? Мы налегли на весла и погнали во весь дух, стараясь свернуть в сторону от гнавшегося за нами призрака, и через несколько времени перестали его замечать. Долго мы потом ломали голову: что бы это могло быть? Судно? Но в бухте не было ни единого судна. Тень от облака? Но луны не было, и ника-⁴ кой тени не могло явиться ниоткуда. Так и остались мы в полном недоумении относительно этого странного явления.

Нужно, впрочем, сказать, что темной ночью в лодке посреди воды душой всегда овладевает какое-то смущение. Чувствуешь себя оторванным от всего мира. Вода черна и как будто теряет прозрачность. Берегов не видно. Ориентироваться в своем положении крайне трудно, держать правильный курс руля невозможно. Только по памяти несколько соображаешь, где ты был раньше и куда нужно грести. Но как держать лодку, чтобы ее не повертывала волна, в какую сторону сносит ветер — ничего этого нельзя ясно разобрать. Нет ни одного соображения, в правильности которого была бы уверенность. В таком состоянии духа многое легко может померещиться.

По южную сторону бухты нам некуда было плавать, кроме Турецкого озера. Местность эта довольно любопытная; мы туда ходили и пешком, ездили и целой семьей на лошадях. От самой станички до Турецкого озера прибрежная полоса представляет очевидное дно моря. Подальше от бухты оно уже несколько занесено тонким слоем» глины и земли, на котором едва могут прозябать чахлая травка и бурьян. Поближе к бухте нет и того — идет сплошной покров каменных валунов. На далекое расстояние кругом развертывается бесплодная пустыня, резко поражающая взор, привыкший видеть по новороссийской округе торжествующую силу жизни. Эта пустыня заканчивается Турецким озером, очень мелководным, упирающимся в морс, ог которого отделено узкой полоской валунов, шириной местами нс более пятнадцати — двадцати шагов. За этой плотиной шумит уже не бухта, а само Черное море. Его воды просачиваются в озеро сквозь дно и перекатываются при сильном ветре через узенький перешеек. В озере вода постепенно испаряется, и на дне его осаждаются морские соли, смешиваясь с наносами земли. Таким образом образуется слой грязи, обладающей целебными свойствами. Жители из народа первые стали лечиться здесь, зарываясь в эту грязь, и впоследствии тут было основано грязелечебное заведение, недолго, впрочем, просуществовавшее: говорят, что грязь Турецкого озера еще не перебродила и не достигла настоящей «зрелости».

Мне рассказывали, что в прежние времена Турецкое озеро составляло просто залив, отделенный от моря ожерельем маленьких островков. Но я застал здесь уже сплошной перешеек. Вероятно, море постепенно насыпало новые груды валунов, а может быть, здесь происходит поднятие дна моря. Мне казалось, что я замечал признаки этого даже при коротком сроке десятилетнего наблюдения.

На самом берегу бухты, в четверти версты от озера, лежат развалины бывшей турецкой крепости Суджук-Кале, небезызвестной в истории наших войн с турками. Но главной опорой турецкого владычества всегда была Анапа, а Суджук-Кале имел второстепенное значение. Это можно видеть и по развалинам его. Они составляют совершенно правильный четвероугольник, окруженный валами развалившихся стен и опоясанный рвом, еще и при мне довольно глубоким.