Тени прошлого. Воспоминания

Атаман между прочим сообщил нам, что по Ассинскому ущелью очень неспокойно и горцы в передовых станицах видны были целыми партиями. Наш путь как раз туда и вел. Наиболее выдвинутая в горы станица — это Фельдмаршальская, и есть еще дальше ее — последняя — Галашкинская. Речка Асса, быстрый горный поток, впадающий в Сунжу, течет с Главного Кавказского хребта, с огромной горы Шан. Но сколько ни углублялись мы в горы, они нигде не имели такого дикого вида, как в ущелье Терека. Хребты напоминали скорее прибрежные горы моей родины — Западного Кавказа: более округлые, мягкие очертания, меньше обрывов, не бросаются в глаза голые скалы, леса и густой кустарник покрывают и отроги, и вершины гор, а в низах там и сям расстилаются веселые зеленые поляны. К вечеру мы добрались до Фельдмаршальской станицы, где и заночевали. Эта огромная станица очень живописна. Она ввиду своего опасного положения поставлена наверху высокой, довольно крутой горы, поднимающейся среди долины Ассин-ского ущелья, в том месте очень расширяющегося. Но зато в станице нет воды, за которой приходится спускаться далеко на реку Ассу, так что если бы Фельдмаршальская была обложена большим скопишем неприятеля, он мог бы заморить жителей жаждой.

В Фельдмаршальской мы узнали самые свежие новости. Станица была в тревоге. Все казаки были поставлены под ружье, и их уже накануне выгоняли осматривать окрестности, без оружия не приказано было выходить за станицу ни по каким хозяйственным делам. Партия горцев появлялась по дороге между Фельдмаршальской и Галашкинской и совершила несколько убийств. Являлся вопрос: как нам быть? Возможно ехать в Галашкинскую? По дороге в Галаш-кинскую Ассинское ущелье суживается, и дорога должна была извиваться среди непрерывного ряда боковых ущелий. Это место так и называлось — Винты, так как линия дороги идет как бы винтообразно. Понятно, что для всяких засад и внезапных нападений Винты представляли самые удобные условия. Тут-то нам и предстояло проезжать наутро.

Ехать или не ехать? Вечером мы держали между собою военный совет. Канишев — в сущности, самый храбрый из нас, но и самый опытный — высказался решительно против. Я не имел ни малейшего понятия о том, опасно это или нет. Поехать бы было интересно, а страха у меня по неопытности не было. Маркграф досадовал и нервничал. В сущности, дела по лесничеству совсем не были так важны и неотложны, чтобы из-за них лезть горцу на кинжал или на аркан. Притом недостаточно было доехать до Галашек, нужно было еще взглянуть леса, а шляться по лесам среди возмутившихся чеченцев — это уже было бы совсем нелепо. Но Маркфафу было слишком досадно не доехать всего одной станции до цели своего путешествия. Он решил: «Завтра поедем, авось Бог пронесет…» С тем мы и заснули.

С раннего утра Канищев старательно укладывал вещи. Разумеется, осмотрели оружие, патроны. Подъехал ямщик, и мы тронулись в путь. Утро было дивное, солнце сияло, воздух наполнял легкие свежим благоуханием, но станица имела самый тревожный вид. Бабы торопились под охраной запастись водой. Кое-где вооруженные казаки направлялись за станицу. Слышались толки о чеченцах. Мы съехали с крутой Фельдмаршальской горы и свернули на гладкую дорогу в направлении к Винтам. Вдруг, не успели проехать пятидесяти саженей — наша телега полетела набок. Оказывается, задняя ось треснула пополам, колесо повалилось на дорогу.

Это было событие, мистически решающее нашу судьбу. Уж если ось сломалась при выезде, то ясно, что мы не должны дальше ехать! Это такая зловещая примета, перед которой не мог не смутиться даже самый смелый человек. Мы не совещались между собой, но молчаливое единогласное решение было очевидно. Пришлось вылезти из телеги и, поддерживая ее, тащиться пешком назад в станицу. По прибытии же Канищев переложил вещи в другую телегу, кони снова были запряжены, мы уселись, и Маркграф крикнул ямщику «трогай!», но уже не в Галашки, а назад, к Ассинской станице.