Но неприятель не дал этого сделать спокойно. Его корабли скоро вошли в Новороссийскую бухту и начали бомбардировку. Наши отвечали огнем своих батарей. Самая сильная батарея стояла на возвышенном берегу неподалеку от нынешнего южного мола. Я через десять лет еще видел ее развалины, окруженные глубоким рвом. Она стреляла по неприятельским судам калеными ядрами. Тут, между прочим, отличился Маслович. На одном французском корабле капитан, щеголяя храбростью, все время командовал, ходя без всякого прикрытия на рубке. Когда наши это заметили, Маслович, задетый за живое, приказал принести себе халат и трубку с длинным чубуком и, нарядившись по-домашнему, стал спокойно разгуливать по брустверу, покуривая трубку и отдавая сверху приказания. Эта выходка не осталась не замеченной неприятелем, и по окончании бомбардировки русские и французы взаимно осведомлялись об именах этих бесстрашных соперников в храбрости.
Я не знаю, какой вред наши орудия причинили неприятелю. Но бомбардировка Новороссийска была очень сильна. Десять лет спустя я и прочие мальчуганы находили в развалинах города бессчетное количество ядер. Местами они буквально усыпали почву, и прошло много лет, пока жители воскресшего города успели растаскать их на разную домашнюю потребу и материал для кузниц. Этот набег послужил для наших красноречивым напоминанием, что нужно убираться, и Новороссийск скоро был очищен. В нем не оставлено было камня на камне. Все, начиная от Серебряковских палат и до последней хижины, было взорвано и разрушено. Омертвевшие берега Цемесской бухты со всех сторон желтели одними развалинами. На одном берегу виднелись пятна Кабардинки и форта в глубине бухты. На другом берегу — рассыпанные камни прежней турецкой крепости Суджук-Кале и свежие руины ее преемника Новороссийска, разрушенной столицы стертой с лица земли Береговой линии.
Отец мой, как сказано, еще раньше пошел со своим батальоном в Анапу, откуда — с 7 мая — батальон вошел в состав так называемого Закубанского отряда, действовавшего против черкесов. Здесь отец оставался до осени, когда он расстался со своим батальоном и был назначен старшим ординатором в Фанагорийский военный госпиталь.
Фанагория — это была крепость, находившаяся в Тамани.
Но отец хотя и был 13 октября 1854 года назначен в Фанагорийский госпиталь, однако его командировали — еще 16 сентября — в Крым, в военный лазарет Феодосийского отряда.
Итак, осенью 1854 года отец попал в Крым, и очень неподалеку от Керчи. Но в это время наших там уже и след простыл.
В самом, кажется, начале мая Андрей Павлович Савицкий погрузился со своей и нашей семьями на греческое судно шкипера Буковало, шедшее в Мариуполь. Оттуда нужно было ехать в Нежин на лошадях.
Нелегки тогда у нас были путешествия. По всей России было только две железные дороги: Николаевская и Царскосельская. Начатая постройкой Ва́ршавская дорога не была окончена во все продолжение войны. В общем у нас на всех безграничных пространствах России было менее тысячи верст железных дорог. Шоссейные дороги были в лучшем состоянии, но по преимуществу в цент-
ральных губерниях. Дорого поплатились мы в Крымскую кампанию за это бездорожье. Подкрепления, посылаемые в Крым, двигались черепашьим шагом, множество ополчений не дошли до самого окончания войны. Еше труднее была доставка артиллерии и движение обозов, которые безнадежно увязали в грязи весенней и осенней распутицы.
Мне пришлось слышать, как в какой-то губернии уже после войны отрывали из земли транспорт орудий, посланных в Севастополь и затонувших в грязи. Грязь потом обсохла, и орудия оказались похороненными в земле.
Особенно непроходима была Новороссия, которую предстояло пересечь нашим беглецам.
Бравый шкипер Буковало доставил их в Мариуполь быстро и благополучно. Здесь приходилось обстоятельно снарядиться в дальний путь, приобрести фургоны и телеги, заподрядить лошадей, запастись дорожными костюмами и разными припасами. Для всего этого Мариуполь представлял все удобства как пункт бойкий и торговый. Времени было, казалось, тоже достаточно. Наши не торопились и впервые наслаждались полным спокойствием. Наконец-то им уже не страшен неприятель, нет ни черкесов, ни татар. Готовясь помаленьку в путь, они отдыхали, ходили по базарам и лавкам, были и у знаменитой чудотворной иконы Божией Матери, давшей городу его название.
Население Мариуполя состояло тогда главным образом из греков. Это были эмигранты, бежавшие из Турции. Они принесли с собою чтимую у них на родине икону Божией Матери, по имени которой назвали и свой город. Икона, находившаяся в соборе, была вся увешана серебряными и даже золотыми изваяниями разных частей человеческого тела: головы, рук, ног и т. п. Это были благодарственные приношения больных, исцелившихся по молитве у иконы и в память этого приносивших изображение той части тела, которая получила исцеление.