Тени прошлого. Воспоминания

Однако же нашим пришлось благодушествовать в Мариуполе гораздо меньше, чем они предполагали. Едва прошло несколько дней, как весь город был потрясен известием, что в порту показались неприятельские военные суда. Страшная тревога охватила жителей. Встряхнулись, как от сладкого сна, и наши. Бедная мама была в отчаянии: эти англо-французы с турками решительно не давали ей нигде покоя. К счастью, экипажи были уже куплены. Моментально наняли лошадей и двинулись за город. Верстах в двадцати-тридцати от города находится греческое селение Сартана. Туда и направились наши, чтобы там окончательно изготовиться в дальнейший путь.

Что касается города Мариуполя, неприятель не сделал ему никакого вреда, потому что войска в городе не было, а жителя порешили встречать врагов с хлебом-солью и заявлением покорности. Это был единственный случай капитуляции портового города в Крымскую войну

Но каким образом неприятель попал в Азовское море? Я говорил, что наши плохо защищали вход в пролив, лучше сказать — совсем его не защищали. Почему — не знаю. Защищать пролив легко. Он очень мелок и для крупных судов непроходим. Южнее Керчи он очень суживается, и фарватер проходит близ Крымского берега. Хорошие батареи, казалось бы, должны были не пустить неприятеля. Но у военного начальства было, кажется, убеждение, что если неприятель серьезно захочет пройти в Азовское море, то у нас не хватит средств этому воспрепятствовать. Возможно. У нас в Крыму нигде ни на что не хватало средств. Но многие лица, находившиеся на месте действия, думали иначе и считали защиту возможной. Я упоминал RMiue, что близ входа в пролив стоял небольшой отряд и его присутствия было достаточно, чтобы неприятельский флот не решался входить. Но этому отряду приказано было отойти для защиты какого-то другого пункта, кажется к Феодосии. Мой отец рассказывал, что, когда начальник отряда получил это приказание, он в величайшем негодовании сорвал с головы фуражку, бросил ее об землю, топтал ногами и громко ругательски ругал начальство… Но приказание все-таки должно было исполнить. Неприятельский же флот вслед за этим прошел в пролив 12 мая 1854 года, а 13 мая бомбардировал Керчь, защищавшуюся чуть ли не двумя орудиями, и занял ее. После этого неприятельские суда прошли все Азовское море, бомбардируя разные порты, как Геническ, Бердянск, Ейск, делая десанты и уничтожая продовольственные склады. Единственным непострадавшим городом был Мариуполь, умилостививший неприятеля добровольной покорностью.

Едва ли какой порт пострадал сильнее Тамани. Я был в ней десяток лет после войны и бродил по одной особенно разрушенной части города. Она напоминала какую-то Помпею. На заброшенных улицах не видно было ни единой человеческой души, а по обе стороны тянулись только полуразрушенные стены домов. Говорят, сильно потерпела и Керчь, разграбленная союзниками, но, когда я ее увидел, она уже успела залечить все свои раны. Неприятель, впрочем, недолго оставался в городе, так как все его силы сосредоточивались поблизости Севастополя, центральная же и восточная части Крыма оставались в русских руках.

Между тем мама с Савицкими медленно двигались из Сартаны на запад, к Нежину. Они все испытывали радостное чувство, что

наконец избавились от неприятеля и движутся по неоспариваемой русской почве. Но тягости путешествия на лошадях по местностям не трактовым были чрезвычайны. Телеги с вещами тащились чуть не шагом, а с ними сообразовывались и фургоны с пассажирами. Неподвижное скорченное сидение с утра до ночи, изо дня в день утомляет наконец сильнее, чем маршировка пешком. Продовольствоваться приходилось кое-как, ночевать — со всеми неудобствами. На руках у мамы дети то простужаются, то схватывают расстройство желудка. Она совсем замучилась, а в то же время теперь, когда исчезла мысль, куда бежать от неприятеля, ярче и настойчивее стала осаждать другая: где же устраиваться, где осесть? Каждая верста пути к Нежину отдаляла ее от мужа. А что будет с ней в Нежине? Но какой же можно было придумать другой исход?