Тени прошлого. Воспоминания

Распутин явился на готовую почву. На Царицу он повлиял очень быстро и вытеснил влияние Феофана. Но от Царя он сначала прятался, хотя тот, конечно, и знал, что новоявленный «святой» шляется к его супруге. Для публики он тоже оставался неизвестен. Но мало-помалу он стал на болсс прочную ногу, начал приучать к себе и Императора; начала замечать кое-что и публика. Вероятно, раньше многих стал узнавать о Распутине Богданович, и на душе его явилась язва, отравлявшая целый ряд последних годов его жизни.

Богданович любил царей той преданной, безграничной любовью, какую уже перестали понимать новые поколения моего времени. Но это не было холопство. В царе он любил свой идеал, и когда носитель идеала начинал его позорить, это причиняло жестокие муки старому генералу, он с этим не мирился и шел на протест и борьбу. Именно с этою времени я только и понял душу этого представителя старого времени и начал проникаться уважением к нему.

Я не стану здесь излагать моих предположений об истинном характере отношений Царицы и Распутина. Во-первых, я все-таки могу говорить лишь гадательно; во-вторых, тут нужно бы пуститься в очень сложный психологический анализ, который отвлек бы меня далеко от генерала Богдановича. Во всяком случае, во дворце развивалось нечто скандальное. Распорядителем царской семейной жизни делался грязный нравственно Распутин. Царица была послушна каждому его слову; жизнь детей шла по его указаниям и под его надзором. Он входил к ним в спальни, благословлял на сон грядущий. Его фамильярно-«отеческое* отношение, доходившее до обниманий, возмущало даже прислугу. Фрейлина Тютчева, не хотевшая допустить Распутина в спальню к принцессам, должна была оставить свое место. Ту же судьбу испытала фрейлина Озерова, хотя ушедшая без скандала. Царица за малейшее противодействие кого-

нибудь Распутину приходила в ярость бешеной тигрицы и не останавливалась ни перед какими скандалами. Ими она терроризировала и своего мужа. На замечания преданных ему людей о неуместности такого распутинского фавора Николай II отвечал сначала: «Ах, оставьте, пожалуйста, мне легче стерпеть двадцать Распутиных, чем ее нервные приладки». Когда ее сестра, Елизавета Федоровна¹, попробовала урезонить Императрицу, та ей устроила такой скандал с самыми непристойными криками, что обе сестры надолго прекратили сношения. Сам Царь, сначала только издали терпевший присутствие Распутина, потом принужден был войти с ним в сношения и до некоторой степени стал подпадать его влиянию. Распутин, грубо безграмотный, обладал, однако, по-видимому, большим умом и, кажется, влиял на Царя, выставляя себя выразителем души русского мужика.

Богданович сначала старался молчать о Распутине, хотя уже по Петербургу ходили о нем всякие сплетни в связи с двором. Он молчал даже наедине со мной. А я скоро получил такую благосклонность генерала, что меня просили заходить «когда угодно», и я действительно, случалось, заходил, когда и никого не было. Но мука, которую испытывал старик при мысли о Распутине, стала наконец невыносима, требовала облегчить сердце. И вот однажды, когда я зашел в неурочное время, Александра Викторовна сказала: