Тени прошлого. Воспоминания

Он вообще любил себя считать общественным, даже народным деятелем. Он очень охотно входил в сношения с народом, крестьянами и рабочими, что особенно имело место при распространении его многочисленных изданий. К партиям он не принадлежал, программ их не знал. Но понятно, что в общем по образу мыслей его можно было отнести только к так называемым «правым». Он был религиозен, был всей душой предан Царю и династии, был горячий патриот. Но в программах и фракциях не разбирался, так что у него бывали и люди либеральные. На Государственную Думу он смотрел так: учредил ее Государь — значит, и должна она быть. Захотел бы уничтожить — значит, будем без Думы. Понятно, что он был против всяких революций, против социализма, которого он и не знал ясно. Вообще в политике он был очень прост: нужен Царь, заботящийся о народе; народ честный, трудолюбивый, религиозный, любящий Царя; нужен порядок, нужно уважать власть; но нужно также заботиться о благе народа. Вот и все его взгляды, прибавив еще, что Россия должна жить в чести и славе. Иностранную политику он знал хорошо и следил за нею.

Лично он очень любил народ и считал, что это народ хороший, добропорядочный. Он умел и ладить с народом; его тоже любили. Впрочем, он вообще во всех людях возбуждал симпатию: был человек хороший и добрый, готовый всякому помочь.

Одно из дел, бравших у него много времени и сил, — это были его издания, всегда в духе патриотическом и религиозном. Пока он был зрячим, он смотрел в своих брошюрах за всякой мелочью. Брошюры его должны быть, по программе его, нравственны, патриотичны, возбуждать добрые чувства и непременно должны быть изящны. Это иногда и были просто картинки с текстом; если же брошюры, то всегда с изящными картинками. Когда он ослеп, следить за изданиями стало трудно, но он все же прилагал к этому все усилия. Он говорил, что должно быть изображено и в каких красках, показывал картинки, не говоря уже об Александре Викторовне, людям, которым доверял, спрашивал о впечатлении, о том, что следует изменить или поправить. И его издания действительно были всегда очень чистенькие, красивые, иногда очень изящные. Часто в них была идея, о которой непосвященный не мог бы и догадаться.

Так, например, была картинка, изображающая царское семейство. На ней нарисованы были обе Царицы, то есть царствующая и вдовствующая, с детьми. Обе молодые, красивые, сидели рядом, очевидно, в самой дружеской беседе. Дети ласкались к ним. Такой сцены в действительности не могло быть. Но генерал потому-то и пустил свою картинку. По всей России был слух о неладах между Царицами, и Богданович хотел своей картинкой опровергнуть этот слух. Вдовствующую же Императрицу страшно подмолодил, для того чтобы сравнение с молодой Царицей не возбуждало в ней горькой мысли об исчезающей молодости. Все это было очень наивно, но генерал был в восторге от своей идеи сблизить Императриц в глазах народа.

В другой раз картинка изображала крестный ход в Москве; в нем был представлен на первом плане и сам Царь. Император Николай II, улыбаясь, заметил о картинке, что в ней художественная правда, но не действительная, так как он, конечно, должен был участвовать в крестном ходе, но на самом деле не был. Но Богданович потому-то и выпустил свою картинку, чтобы загладить во мнении народа толки об отсутствии Царя на крестном ходе.

Свои издания Богданович раздавал бесплатно, рассылал по разным городам, где имел уже знаковых распространителей. Расходились издания в десятках тысяч экземпляров. Случалось, генерала и надували при этом. Так, одна компания рабочих брала у него большое количество изданий, уверяя, что народ расхватывает их, как пряники. Генерал радовался и старался исполнять всякие просьбы этих неутомимых распространителей, когда им нужна была его протекция, выручал иногда и из денежной нужды. Но однажды у этих рабочих полиция по каким-то подозрениям своим сделала обыск и нашла целые залежи изданий Богдановича: их совсем не распространяли. Полиция сообщила о своем открытии генералу, и он был страшно разогорчен коварством своих рабочих друзей.

Эти издания стоили больших денег. Богданович, кроме жалованья, имел некоторое состояние, но я слыхал, что на свои издания он получает будто бы субсидии непосредственно от Императора. Вполне возможно, хотя наверное не знаю.