Что Распутин был весьма развращенный распутник — это для меня не подлежит никакому сомнению: на это существует целый ряд свидетельств соблазненных им женщин. Он их раздражал всякими способами, разными прикосновениями, объятиями, поцелуями, совместным мытьем в бане, заставлял себя раздевать и т. п. И доводил до исступления. Все это, однако, для того, чтобы
Царица, очевидно больная психически, на гистерической почве, еще и до Распутина попадала в руки шарлатанов-гипнотизеров. Таких называли двух, оба заезжие из-за границы шарлатаны: сначала был некто Папюс, потом Филипп. Филипп, которого к ней провела черногорская княжна, уверял, что своим гипнотическим влиянием может достигнуть того, что она родит наконец мальчика, чего она страстно хотела. Таким образом, Царица добровольно подвергла себя его гипнотическим экспериментам. Мальчика, однако, у нее не родилось, хотя она и воображала себя беременной и у нее было нечто вроде выкидыша. Но это не была беременность, а что-то такое болезненное, о чем лучше знают акушеры, я же только слыхал по толкам публики, Филипп этот остался неизвестен широким кругам, а в конце концов был выслан за границу вследствие увещательного письма отца Иоанна Кронштадтского Николаю II. Тогда Император не был еще так беспредельно порабощен своей женой.
Итак, Царица себя психически испортила еще до Распутина и еще раньше стала впадать в какой-то гистерический лжемистицизм. Пришлось мне слышать историю в этом роле. Я ее плохо помню и не знаю, что в ней верного. Будто бы Царица и Анна Вырубова были обе влюблены в Орлова, который, однако, умер, и они обе ездили на его могилу и там погружались в мистическое совместное общение с духом умершего. Может быть, я что-нибудь тут и путаю, но история мне вспоминается именно с этим характером, психопатически-мистическим.
Распутин явился на готовую почву. На Царицу он повлиял очень быстро и вытеснил влияние Феофана. Но от Царя он сначала прятался, хотя тот, конечно, и знал, что новоявленный «святой» шляется к его супруге. Для публики он тоже оставался неизвестен. Но мало-помалу он стал на более прочную ногу, начал приучать к себе и Императора; начала замечать кое-что и публика. Вероятно, раньше многих стал узнавать о Распутине Богданович, и на душе его явилась язва, отравлявшая целый ряд последних годов его жизни.
Богданович любил царей той преданной, безграничной любовью, какую уже перестали понимать новые поколения моего времени. Но это не было холопство. В царе он любил свой идеал, и когда носитель идеала начинал его позорить, это причиняло жестокие муки старому генералу, он с этим не мирился и шел на протест и борьбу. Именно с этот времени я только и понял душу этого представителя старого времени и начал проникаться уважением к нему.