Командир полка подал сигнал командиру штурмовой роты.
Они колонной с соблюдением всех мер предосторожности двинулись по ущелью на восток. Тела погибших загрузили на «Ми-8» старшего лейтенанта Короленко, и он пошел вместе с медиками на базу. В ущелье, на месте гибели экипажа и взвода, остались подполковник Елагин, заместитель командира эскадрильи по политической части, капитан Уткин и старший инженер капитан Кузнецов с отделением десантников, которые немедленно заняли позиции обороны, подняв наверх по бойцу. На каждую из вершин.
Елагин прошел на валун. Замполит и инженер стояли рядом, курили.
– Ну что, отцы командиры, – посмотрел на них комэск, – какие мысли по Фролову?
Старший инженер ответил:
– Для меня очевидно, что он вел бой с духами вместе с разведчиками. Скорее всего, был ранен и захвачен в плен. Как и бойцы взвода с Павловым.
Комэск перевел взгляд на замполита:
– А ты что скажешь, Андрей?
– Согласен с инженером. О добровольной сдаче речи быть не может. Не тот человек Фролов, да и десантники не сдаются. Вопрос, для чего они духам, проще было добить здесь. Зачем обременять себя пленными?
– Ну на это у них могут быть причины, – проговорил Елагин.
– Подразумеваете показательную казнь в местных селениях?
– Не только. У Царандоя много духов разных мастей. У духов не меньше родственников. Могут и предложить обмен.
– Это было бы хорошо, – сказал инженер.
– Поживем, увидим.
Елагин затушил окурок.
– Перед вылетом экипаж узнал, что жена Фролова подала в Союзе на развод.
– Сука, – только и проговорил инженер.
– Сука не сука, а ей сообщить о пропаже мужа.
– Ну значит, с разводом облом получится. Пропавший без ввести погибшим не считается. С ним не разводят. А почему вы вспомнили об этом?
Елагин пожал плечами:
– Не знаю! Так вспомнил. Говорили, он очень любил ее!
– Я тоже разведусь, как вернусь в Союз, – неожиданно заявил старший инженер.
Комэск и замполит не без удивления посмотрели на капитана Кузнецова.
– А это еще почему? – спросил Елагин.
– Не верю, что ждет она меня верно.
– Кто-то стуканул из дома? – поинтересовался замполит.
– Нет. Доказательств измены нет, но и веры нет. И вообще, прежней жизни, той, довоенной, уже не будет. Я стал другим. Да и она тоже.
– Это, конечно, твое дело, – сказал замполит, – но не спеши.
– А чего тянуть, раз веры нет? Господь детей нам не дал, разбежимся, и каждый начнет новую жизнь.
– Уверен, что новая жена будет лучше прежней?
Елагин оборвал офицеров:
– Нашли, о чем говорить. Здесь взвод погиб, ребята наши, а вы!
Замполит и инженер замолчали.
Елагин поднялся:
– Представляю, что сейчас происходит в гарнизоне.
– Да-да, – протянул замполит, – чертова война. И кому она нужна была?
– Это говоришь ты? Заместитель по политической части? Который должен постоянно твердить, что нет ничего выше интернационализма?
– Да, это говорю я. Потому что… впрочем не важно, почему.
Капитан Уткин отошел от валуна.
Инженер посмотрел на командира:
– Что это с ним, товарищ подполковник?
– Стресс.
И неожиданно спросил:
– У тебя спирт есть?
– Никак нет.
– Какой ты тогда инженер?
– Водка есть, немного правда, граммов двести.
– Давай!
Капитан отстегнул от ремня фляжку, протянул Елагину.
Тот отвернул крышку и из горлышка опустошил ее.
Поморщился:
– Горячая, как чай!
– Так и на улице не прохладно. Может, в тень отойдем?
– В тень «33-го»?
– Нет, у северного склона деревце небольшое, тень немного, но есть.
– Скоро солнце в зенит выйдет, и там не будет тени. Нигде не будет. И вообще, ты определил, что, кроме оружия, можно снять с «33-го»?
– И так понятно.
– Иди и определись. «34-й» скоро вернется. И флягу забери.
Подполковник бросил фляжку капитану.
– Какое дерьмо горячая водка.
Кузнецов прошел к поврежденному вертолету. Елагин переживал еще больней, нежели замполит стресс. Этому лучше держаться подальше, особенно после водки.
Борт «34-го» встречали едва ли не всем полком. Солдат пустили только из разведроты, офицеры же пришли почти все.
Вертолет сел на плац полка. К нему подали грузовой «ЗИЛ». Тела выносили бойцы разведроты, клали на расстеленный недалеко от вертолета брезент.
Прибежала Румянцева.
Петровская, увидев медицинскую сестру, хотела остановить ее, но Людмила прорвалась сквозь заслон офицеров, мрачно смотревших на погибших бойцов. Она прошла ряд и вскрикнула, увидев труп Истомина. Опустилась перед ним на колени:
– Илья, Илюшенька. – Протерла с лица кровь. – Как же так, родной? Ты ведь обещал.
Петровская наконец добралась до сестры:
– Румянцева. А ну отставить распускать нюни, наплачешься еще. У нас работа.
Румянцева посмотрела на Петровскую:
– Заткнись, стерва. Я… я люблю его. Ты понимаешь, старая кошелка, люблю.
И забилась в истерике.
Ее оттащили, врачи медпункта дали успокаивающего, отвели в модуль под присмотр санитара медицинского пункта. Какой из нее сейчас работник!
Появилась и Осипова.
Елена с ужасом смотрела на трупы. Одно лицо, искаженное болью, второе, третье. Она осмотрела всех.
Подняла глаза на командира разведроты, капитана Путилова:
– Гена, а где Боря?
Ротный взял под руку официантку, отвел в сторону:
– Тут такое дело, Лена, пропал Боря.
– Как это пропал?