– Так ведется счет, – объяснила жрица. – Доспехи состоят из двадцати восьми пластин. Победит тот, кто первый разобьет десять пластин противника.
Лайла подняла разбитую пластину.
– Что еще мне нужно знать? – спросила она.
– Еще, – сказала жрица, – вы не имеете права наносить удары своим телом, только стихиями. Но это вы наверняка и сами знаете.
Лайла не знала. Зазвучали фанфары, отмечая начало первого поединка.
– Как тебя зовут? – спросила она, протягивая жрице пластину.
– Истер.
– Знаешь, Истер… – Лайла попятилась к занавесям. – Можно, ты… побудешь здесь, пока не понадобишься?
Женщина улыбнулась и достала из кармана книгу.
– Я пока почитаю.
– Наверное, религиозные тексты?
– Не угадали. – Истер села на кушетку. – Роман про пиратов.
Лайла улыбнулась. Жрица начинала ей нравиться.
– Я ничего не скажу авен эссену, – заверила ее Лайла.
Улыбка Истер стала еще лукавее.
– Как вы думаете, кто мне ее дал? – Она перевернула страницу. – Ваш поединок в четыре, мастер Стейсен. Не опаздывайте.
Едва Келл переступил порог шатра, его приветствовал знакомый голос:
– Мастер Камероу!
– А, Гастра.
Доспехи и плащ юного стражника исчезли, их сменила простая белая туника с золотой каймой. Шарф с такой же золотой каймой скрывал все лицо, кроме орлиного носа и теплых карих глаз. Стражник сдвинул шарф на шею, и стало ясно, что он улыбается.
Боже, он отлично выглядел в роли молодого послушника из святилища.
Келл не стал снимать шлем. Слишком опасно, и не только потому, что его могут узнать. Маска была постоянным напоминанием. Без нее он мог забыть, кто он такой на самом деле.
Он неохотно сбросил на кресло серебристый плащ, и Гастра – пластина за пластиной – помог ему надеть доспехи поверх туники.
Вдалеке зазвучали фанфары. Вот-вот начнутся первые три поединка. Невозможно сказать, сколько они продлятся. Бывало, они затягивались на час, а иногда заканчивались за пару минут. Поединок Келла был третьим на западной арене. Первым его противником был фароанский маг ветра по имени Ост-ра-Нес.
Келл перебирал в памяти эти детали, а Гастра тем временем закончил надевать на него доспехи. Он и не заметил этого, пока не услышал голос юного стражника:
– Вы готовы, сэр?
У задрапированной стены стояло зеркало. Келл окинул себя взглядом, и сердце его забилось быстрее. «Радуетесь, наверное», – сказал недавно Гастра и угадал. Сначала он решил, что это безумие, – и, если хорошенько подумать, так оно и есть, – но остановиться уже не мог. К черту логику, к черту мудрость, он действительно рад.
– Сюда, – Гастра указал на вторую занавешенную дверь с внешней стороны шатра. Можно подумать, она придумана специально для тайной игры, которую затеял Келл. А может, так и есть. Ну и ну. Давно ли Рай все это запланировал? Пожалуй, Келл недооценивает своего непутевого братца. Или просто обращает на него слишком мало внимания. Проводит слишком много времени у себя в комнате или в Цистерне, считает, что если он чувствует тело Рая, то, значит, может читать и его мысли. Выходит, это не так.
«С каких это пор ты стал интересоваться политикой?»
«Я интересуюсь своим королевством, брат».
Келл действительно заметил, что Рай стал другим. Но замечал лишь переменчивое настроение брата, видел, как тот мрачнеет по ночам. Но сейчас дело в другом. В том, что Рай поумнел.
На всякий случай Келл взял нож, отброшенный вместе с плащом, и отодвинул один из шатровых гобеленов. На глазах у Гастры надрезал нежную кожу запястья, обмакнул палец в выступившую кровь и нарисовал на брезентовой стене небольшой символ – вертикальную линию, один горизонтальный штрих наверху указывает вправо, другой внизу, – влево. Подул на метку, чтобы высохла, и опустил занавесь на место, скрыв за ней символ.
Гастра ничего не спросил, лишь пожелал удачи. Когда Келл ушел, он остался в шатре. В нескольких шагах за Келлом следовал другой королевский стражник – Стафф. Они молча шли по улицам, и толпа – те, кого привлекают не столько состязания, сколько празднества, – расступалась перед ними. Тут и там дети размахивали флажками, и среди прочих символов Келл разглядел сцепившихся львов.
– Камероу! – крикнул кто-то, и толпа подхватила, затянув нараспев: – Камероу! Камероу! Камероу!
Это имя тянулось за ним, как шлейф.
– Алукард! Алукард! Алукард! – скандировала толпа.
Лайла пропустила начало боя, но это не имело значения: ее капитан выигрывал.
Восточная арена была заполнена до отказа, передние ряды стояли плечом к плечу, а сверху было не так хорошо видно, зато больше воздуха. Лайла выбрала один из самых верхних уровней: ей, конечно, хотелось видеть поединок во всех подробностях, но следовало оставаться неузнанной. Надвинув на лоб черную шляпу Эльсора, она облокотилась на поручни и смотрела, как вокруг пальцев Алукарда клубится темная земля. Лайле чудилось, что даже с такой высоты она различает его улыбку.
Несколько минут назад появился принц Рай, его щеки разрумянились после пробежки с одного стадиона на другой. Он стоял на королевском балконе и внимательно следил за матчем. Рядом с ним стоял фароанский дворянин с суровым лицом.