— Да, много, согласилась фру Розенфельд. — Причём, их специально подбирали. Все книги либо ведовству, либо по борьбе с ним и искоренению ереси. У нас есть очень ценные книги, просто-таки раритетные, ну, например, рукописный «Пастырь» Гермы, не оригинал, конечно, — переписан монахами святого Петра в восьмом веке, — или тринадцатитомные «Магдебургские центурии» изданные в Базеле в 1574 году. Но их не взяли. А взяли «Откровения Иоанна», переизданные в прошлом веке многотысячным тиражом. «Summa Theologica» Фомы Аквинского — издание уже нашего века, — книги, не представляющие собой библиографической ценности. Так что, думаю, кража осуществлялась не ради наживы, хотя среди похищенных и значатся редкие издания, типа: «De Magorum Daemonomania» Жана Бодена 1581 года и «Daemonolatreia» Николаса Реми 1595 года.
— А что это за книга? — спросил Гюнтер, показывая на знакомое название.
— Это знаменитая «Malleus Maleficarum» — «Молот лиходеев», или, как чаще говорят «Молот ведьм». Средневековый трактат монахов Якоба Шпренгера и Генрика Инститориса по уличению в ведовстве и искоренению ереси.
— Редкое издание?
— Это — не очень.
— Скажите, фру Розенфельд, как по-вашему, с какой же тогда целью, если не с целью наживы, воровали книги?
— Гюнтер! Что за официальность? — возмутилась фру Розенфельд. — Немедленно прекрати! А то я буду тебя величать гирр Шлей!
Извините, тётя Лаура, — рассмеялся Гюнтер.
А что касается твоего вопроса… Ты знаешь, мне кажется, что они используют книги в качестве учебников.
Да-да, не улыбайся. Как сказано в том же «Молоте ведьм»: «Haresis maxima est opera maleficarum non credere» — величайшей ересью является неверие в деяния ведьм. Вот они, похоже, и стараются заставить поверить в свою реальность.
Гюнтер только кивнул. Фру Розенфельд своими сентенциозными рассуждениями напоминала горбатого оно из кондитерской фру Брунхильд.
— Тётя Лаура, а кто-нибудь за это время интересовался вашей библиотекой?
— Нет, Гюнтер, никто, — покачала головой фру Розенфельд. Газеты берут, а вот книги…Хотя, погоди! Был один человек он даже работал здесь с книгами. Но это было ещё в прошлом году. Осенью.
— Кто он?
— Сотрудник Сент-Бургского университета. Он работал над диссертацией.
Гюнтер едва сдержался, чтобы удивлённо не поднять брови. Университета в Сент-Бурге не было.
— Как его звали? Опишите мне его подробнее, тётя Лаура.
— Звали его Витос Фьючер — правда, странное имя? Иностранец наверное, а может, иммигрант. Чувствовался в его речи незнакомый акцент. Слишком уж правильно говорил. Он привёз в бургомистрат рекомендательное письмо из университета, и я даже разрешала ему брать книги для работы в гостиницу на ночь. Он всегда их исправно приносил утром. Правда, когда он внезапно уехал, не предупредив меня, то увёз с собой «Наставления по допросу ведьм», входившие в состав Штадтфордских земских уложений за 1543 год. То есть, это я думала, что увёз, потому что, когда я на следующий день доложила о пропаже доктору Бурхе, то он успокоил меня. Он сказал, что гирра Фьючера срочно вызвали в Сент-Бург — что-то там случилось с его женой при родах, — и он передал «Наставления» доктору Бурхе. И доктор Бурхе на следующий день действительно принёс «Наставления».
— И какой он из себя, этот Фьючер?
— Молодой, лет тридцать — тридцать пять. Обаятельный… — Фру Розенфельд задумалась. — Ты знаешь, Гюнтер, бывают такие люди, немногословные, кажущиеся мрачноватыми, но скажут буквально несколько слов, фраз и ты сразу же проникаешься к ним симпатией. Вот и Фьючер такой… И красивый, несмотря на то, что абсолютно лысый, даже без бровей и ресниц. Черты лица правильные: задумчивые, глубокие глаза, высокий лоб; а большая голова настолько правильная, что я бы даже сказала красивая, Знаешь, Гюнтер, есть такие плешивцы, головы у них либо приплюснутые, либо угловатые, и обязательно жирная складка на затылке. А у Фьючера нет. У него идеальная голова. Одевался он с иголочки. Всегда в костюме, брюки наглажены, белая рубашка, галстук… И я никогда не видела чтобы он расстегнул пиджак, или ослабил узел галстука! Всегда такой аккуратный, подтянутый, корректный, вежливый… Голос приятный, тихий, обходительный…
— Каких-либо странностей за ним не заметили? В разговоре, поведении?