Тени Снов

Эн, идущая впереди, остановилась, в её руке тускло блеснул металл. Я кинулся вперед, схватил её за кисть, закричал:

— Стой! Не вздумай! Это абори!

Как это произошло, я и не заметил — только её руки уже не было в моей. Девочка презрительно посмотрела на меня:

— И что с того? Я знаю, они потенциально опасны.

Абори лениво шёл нам навстречу. Чихая, сморкаясь, отплёвываясь комочками слизи. Среднего возраста, пожалуй. Вздумалось же ему побродить…

— Мир и любовь! — крикнул я.

— Он опасен! — упрямо сказала Эн.

— Ты не представляешь, насколько! — рявкнул я. — Эн, эти существа излучают направленные микроволновые пучки. Это первое. Они имеют телепатический контакт друг с другом. Это второе. Они эмпаты, и жестоко мстят за гибель любого из собратьев. Убьют и тебя, и всех, кто тебе дорог. Это — третье.

Эн глянула на Артёма. Заколебалась:

— А если его не трогать?

— Тогда всё будет нормально. Они не агрессивны. Им ничего от нас не надо, понимаешь? Ничего!

Абори приблизился. Зачавкал, набирая воздух, потом прогнусавил:

— Мир и любовь…

Взяв Эн за руку я стал осторожно обходить абори по кругу. Артём шёл рядом, держась так, чтобы мы прикрывали его от туземца.

— Мир и любовь… — повторил абори. Запустил руку в складки плоти, поковырялся. И шагнул в нашу сторону.

Диаметром жемчужина была сантиметра три. Не меньше «Плазменного Цветка». Но вдобавок она имела огненно-алую окраску, что само по себе чудовищная редкость.

Абори терпеливо ждал.

Моя рука сама поползла к резервной фляге. И застыла.

Сколько нам придётся просидеть в бункере? Пару часов? Сутки? Двое суток? У Эн и Артёма воды нет вообще. Найдётся ли в бункере неприкосновенный запас — бог весть.

— Знаешь, дружок, не до того, — сказал я. Развёл руками. И мы двинулись дальше.

Абори не удивился — они нечему не удивляются. Потоптался на месте, и двинулся следом.

— Это ведь ваш экспортный продукт? — спросил Артём.

— Да, единственный, — подтвердил я.

— И этот шарик должен дорого стоить? Почему ты его не взял?

— Его надо менять на воду.

— У тебя же есть фляжка.

— Деньги нельзя пить, Артём.

— Логично, — легко согласился он.

Разрыв между нами и туземцем постепенно увеличивался. Но он не унывал — шёл следом, покачиваясь, почесываясь, издавая невнятные булькающие звуки. Эн явно нервничала, поминутно оглядывалась.

— Не бойся, он не тронет, — сказал я.

— Я не боюсь за себя, — отрезала девочка.

— Укроемся в бункере, он побродит, да и уйдёт, — пообещал я. — Повезло, что псилонцы не знают про точку «дельта».

— Про неё нет никакой информации, — угрюмо отозвалась девочка. — Даже в имперских архивах. Во время войны такое случалось — по соображениям секретности уничтожались какие-то документы, и про склады, базы, космодромы забывали начисто. Недавно на Эндории обнаружили подземный автоматический завод, он все эти годы штамповал обоймы для десантных бластеров… Умели тогда строить.

Мне опять стало не по себе. Дурацкие мысли лезли в голову, совсем дурацкие. Возникающие порой в отдалении вспышки и клубы дыма оптимизма не прибавляли. Псилонцы расправлялись с нашей общиной.

Когда мы дошли до бункера «дельта», абори отстал уже на полкилометра. Замаскированный люк я нашёл быстро — это искусство не забывается. Очистил от пыли контрольную панель на бетонной плите, приложил руку. Древний механизм поразмыслил, и выдал зелёный сигнал. В военное время почти полностью отказались от замков, реагирующих на конкретную личность, достаточно было опознания «человек — чужой».

Ведь можно предать страну, можно предать планету. Но где тот безумец, что способен предать человеческий род?

По узкому бетонному колодцу мы спустились на двадцатиметровую глубину. Я открутил винтовой запор на тяжёлом стальном люке, откинул.

— Освещение работает, — удивлённо сказал Артём.

— Оно включается, когда кто-то входит в бункер, — объяснил я. — Первый раз я тут побывал, когда был младше тебя.

Мы стояли в длинном коридоре, с редкими лампами под потолком и ещё более редкими стальными дверями.

— Дальше — технические помещения, — сказал я. — Идти смысла нет. Лучше на боевой пост, там кресла, и можно посидеть.

Дети как-то притихли. Я пошёл вперед, выискивая на стенах оставленные когда-то копотью и фломастером отметки. Углядел даже свою корявую роспись — это считалось высшим шиком, оставить след на стене мёртвого бункера… какие мы были маленькие и глупые…

— Боевой пост, — Эн указала на символы над одной из дверей.

— Ага. Там не очень уютно, но… — я дотронулся до сенсорной панели, и дверь уползла в стену.

— Ой… — тихо сказал Артём.

Вот только я был поражен не меньше, чем он.

Раньше, когда мы приходили сюда, пост был наглухо заблокирован. Сиди за пультами, барабань по клавишам — ничего не отзовется. Только неяркий свет и тихий шорох вентиляции.

Сейчас пост жил.