– Вот что, друг мой, – елейным голосом пропела она, еле сдерживая свой гнев, – тебе что тут, театр драмы и комедии или все же серьезный судебный процесс? Почему до начала заседания ко мне не подошел? Почему официально не зарегистрировал улику? – Аркадий молчал, он знал, что последствия будут именно такими. Сейчас судья влепит ему очередной выговор с занесением в личное дело – и о последующей карьере можно забыть. – Знаю, – продолжила она после непродолжительной паузы, – хотел красивый жест произвести, неожиданно вытащить козырь из рукава, амбиции свои потешить! А теперь слушай, что я тебе скажу, Арестов. Дело я, без сомнения, отправлю на доследование и меры приму соответствующие относительно фальсификации улик, если это, конечно, имело место, но ты не радуйся заранее – я такие театральные жесты на дух не переношу, так что аплодисментов не жди. Если выяснится, что эта бумажка, непонятным образом попавшая к тебе в руки, – подлинная, считай, тебе повезло, а если подделка, ты распрощаешься со своей карьерой. Потому что таких актеров, как ты, учить надо, чтобы деньги налогоплательщиков на свои амбиции не тратили! У меня все. – Она стукнула молотком по столу и сообщила всем, что суд удаляется на совещание.
Глава 4
Муки совести и души
Судья была абсолютно права: он должен был заявить улику до начала слушания, но не сделал этого. Однако она ошиблась, полагая, что Арестов хотел произвести красивый жест. Нет – все было не так! До последнего момента он был не уверен, следует ли вообще это делать. Что он знал о бумаге? Ничего, кроме того, что поведал ему адвокат Петухов. Интуиция подсказывала ему, что документ подлинный, и не только интуиция. Смерть Петухова подтверждала его догадки, но подставляла и самого Аркадия. Естественно, у следствия будет много вопросов относительно того, откуда у него взялась эта бумага. Он, конечно, продумал свою версию: с одной стороны, правдоподобно, с другой – невозможно доказать обратное, но… Эксперта будут трясти. Возможно, выйдут на Петухова, свяжут с убийством, и тогда огромного количества вопросов не избежать. А если он наследил на месте убийства? Он ведь не нашел свой перочинный ножик, когда вернулся к себе в номер! Об этом кошмаре Аркадий предпочитал вообще не думать. И зачем он рыпнулся? После того как Анна Самарина дала показания, он и без этого анализа вполне мог доказать процессуальное нарушение закона. Воспоминания об Анне немного отвлекло его от тягостных мыслей. А ведь это из-за нее он так хорохорился на слушании, перед ней красовался, как павлин в брачный период. В душе его возникло странное ощущение, что Анна приняла решение не сразу, а оттягивала этот момент. Смотрела, оценивала его поведение, напряженно вглядывалась в его лицо, размышляла над его доводами защиты – и ждала. В ее взгляде он уловил напряженный интерес и нерешительность. До последнего момента она откладывала свое признание. Что же подтолкнуло ее к действию? Почему она это сделала? Он не давил на девушку, не подлавливал ее, не пытался применить приемы психологического воздействия, напротив, задал свой вопрос мягко и тактично. И она неожиданно поверила ему, приняла его сторону и захотела помочь. Она дала ему шанс выиграть дело, слабый, но все же шанс. «Спасибо, Анна, – мысленно поблагодарил он ее. – Милая, милая, несчастная девочка, тронувшая мое сердце своим нежным тихим голосом, легкой походкой, тонким запахом чувственности и чистоты, загадочным взглядом прекрасных настороженных глаз, волосами цвета спелой пшеницы… Опять я заболел, опять потерял точку опоры, заблудился, но на этот раз не в прошлом, а в будущем, которое не сулит ничего хорошего. Влюбился в девчонку, дурак, бестолковый идиот! Опять все наперекосяк: спроецировал образ Маши, оставшийся в памяти, на эту девочку. Кажется, в психологии это называется замена одного образа на другой. Профессор Гумберт из романа Набокова «Лолита», несчастный извращенец – вот кто я такой! А что, если придумать неожиданную встречу? – предположил Аркадий. – Как бы случайно встретить ее на улице, завести непринужденный разговор? О чем вот только? «Здравствуйте, Анна». – «Здравствуйте, Аркадий Александрович. Как поживает ваш подзащитный? Не грызут ли его муки совести за убийство моей сестры?.. Ах, нет!.. Ну, тогда до свидания, Аркадий Александрович. Желаю, чтобы мы больше никогда не увиделись». Арестов так живо представил себе этот возможный диалог, что его даже пот прошиб. На душе стало так скверно, что захотелось немедленно покинуть этот провинциальный город, эту ужасную гостиницу, эту аллею в центральном парке, на которой он оказался помимо своей воли, потому что недалеко от этого места жила она, недоступная, недосягаемая девушка, которая так внезапно и незапланированно заняла все его мысли, разум и большую часть его души.