Его фамилия из её уст не должна была звучать так… вызывающе. Каз торопливо закатил глаза, запуская руку в отросшие волосы. Зара поняла, что затаила дыхание, когда он нагнулся к ней на расстоянии дыхания.
— Если жаждешь моего присутствия, маленькая ведьма, то просто признайся в этом.
Несколько секунд неотрывно сверлил её взглядом, замечая, как тени ложатся на скулы и прямой нос, останавливаясь на арочкой губ. Каз наклонил голову, встречаясь с Зарой взглядом, и темная прядь падает на глаза.
Зарина глубоко вздохнула, чувствуя, как запах Морозова попадает в неё. Удивительно, что после всех путешествий, что они вынесли, ему удалось сохранить морозную свежесть. Он него пахло зимней стужей и хвоей. К этому можно привыкнуть, как и к его самодовольству.
Она молчала, а он усмехался, выпрямляя спину, смотря сверху вниз. Каз был уверен, что если бы не полынное вино, Зара бы приложила все усилия, чтобы попытаться задеть его куда сильнее. Она, вероятно, тоже так считала, но продолжала смотреть так пристально, что Морозов решил уступить, отдаляясь в темноту.
— Пошли.
И, судя по тому, как Каз уверено шел в темноте, Зарина задумалась — а могли ли потомки Морозова видеть в темноте, как днем? Полумрак больше не пугал её, то ли дело собственные мысли. Они пугали своей назойливостью. Зара ловила себя на том, что почти собиралась взять Каза за руку, вовремя себя остановив.
Взгляд упал на прямую спину, когда Морозов открыл одну из дверей. В ней так же плескалась темнота.
— Надеюсь, до утра ты проспишь спокойно.
Оставаться одной ей до жути не хотелось.
— Ты когда-нибудь чувствовал одиночество, находясь в окружении людей? — спросила Зара, останавливаясь посереди комнаты. Ей хотелось, чтобы он вошел, но Каз оставался неподвижным, загнанным врасплох её вопросом. Тонкие губы разжались.
— Да, к удивлению все чаще. Это чувство, словно…
— … словно ты отличаешься от остальных, — закончила за него девушка, обхватывая себя руками. Морозов кивнул, наконец, переступая через порог. По мере приближения, Зара чувствовала свою дрожь, не понимая, чем она вызвана. Глаза обхватили светлую рубашку, ярким пятном застывшую в темноте.
— Когда я смотрю на Влада, Вельду или остальных, я чувствую, что они принадлежат другому миру. Словно, они живы, а я нет. Даже при взгляде на Айсулу, я не ощущаю того же, хотя она одна из Круга.
— Мне кажется, это из-за того, что мы «тень солнца». Белобог создал Южные земли и Восточные, дав всё для жизни. Наши же созданы в противовес, богом смерти.
Каз невесело кивнул, соглашаясь.
— Ты же знаешь, почему нас четверо? Я лишь недавно понял, что число равновесия это четыре. Четыре времени суток. Четыре времени года. Четыре стадии жизни: рождение, взросление, старость и смерть. Мы с тобой начало конца, ведь так?
Вельга готовила её к тому, что когда-нибудь ей придется провожать неуспокоенные души в мир мертвых, тогда ей казалось это очередным уроком, который не пригодится никогда. Оказалось, что это одно из её предназначений. Связь с мертвым миром шла задолго до знакомства с наставницей.
— Никогда не думала об этом, но в твоих словах есть смысл. Я символ угашения жизни, а ты олицетворение смерти, вечной зимы. Так, неужели мы до последнего вздоха будем чувствовать опустошение в душе?
— Хотелось бы верить, что нет.
Слеза проложила одинокую дорогу на её щеке. Каз видел, как мелко дрожат плечи и сжимаются губы. Почти сделал шаг навстречу Заре, но она уже стояла перед ним с распахнутыми глазами-омутами.
Несколько долгих секунд прошли в тишине.
Пальцы правой руки осторожно коснулись её плеча, невесомо пробираясь к лопаткам, аккуратно притягивая к себе. Она не сопротивлялась, податливо уткнулась носом в основание шеи, пряча вырывающие слезы.
Над обоими повисла усталость, в каждом движении и взгляде пожирающая пустота.
Оба понимали, что это было нужно — прийти в себя, отпустить груз прошлого, довериться кому-то. Каз вдыхал ночной воздух, чувствовал, как дрожит тело в его объятьях, как сильно прижимается к нему, будто отражая его собственные чувства.
Небольшая комната наполнилась переживаниями обоих.
Ему захотелось рассказать ей все — о чудовищной пустоте, что он ощущал, пересекая порог родного дома. Смущенный взгляд матери, смотрящей с неловкостью на его малочисленные вещи. Настороженность четырехлетней сестры, видящей его всего пять раз, сменяющейся озадаченностью при слове «брат». Морозов готов был поведать о самых темных уголках души, о существовании которых не догадывался даже Влад за все время. Каз знал, что она поймет.
— Я боюсь, что когда мы вернемся домой, это все закончится, — сбитым дыханием произнесла колдунья.
— Что «это»?
— Все. Наши встречи, разговоры. Что будет, если нам запретят видеться до самого посвящения? Что будет, если после вхождения в Круг, мы будем видеть друг друга только на обрядах?
Умоляющий взгляд, сквозь поток слез, стереть которых он не мог. Морозов знал, что нет на свете той силы, что разорвет их связь. Он позволит Совету наложить на него цепи, но даже он не сможет запретить ему пересекать границу Северного края.