Было сумасшествием признать, что внутри был еще кто-то кроме меня. Никто не прячется в темноте, когда вокруг идет такая вечеринка. Никто не сидит без света в закрытой комнате. Я просто вообразила это, и, возможно, упустила лучший шанс оглядеться там!
О чем я тогда думала? Как я должна в понедельник Кроссу…
Я наткнулась на что-то твердое. На что-то большое.
– Ну, привет. – Голос, низкий и темный, бархатистый и уверенный, раздался внезапно, и сильные руки схватили меня, когда я возвращалась обратно.
– Фух!
Черт, мое сердце! Оно чуть не остановилось!
Я моргнула и сдула волосы с лица. Я уставилась на грудь. Широкую грудь, одетую в черную дорогую рубашку. Медленно запрокинула голову, чтобы увидеть лицо.
– Я… – я начала заикаться и потерялась в глубине темно-синих глаз, которые я уже видела раньше. Черные, как ночь, усыпанные золотыми крапинками, как звездное небо. – Я…
Вот черт, мой мозг перестал работать.
Темные плетения
В длинных тенях сумеречного света Бастиану было легче всего следовать за манящими плетениями новой ученицы. Он был так очарован ее незнакомой аурой, что ему было практически не интересно, что она потеряла тут наверху. На это ему стало совсем наплевать, когда он дотронулся до нее.
Плетения, окутывающие ее, направились к нему, хотели сломать его самообладание. Все в нем кричало, что он должен открыться и принять их, взять то, чего так сильно желал. Он почувствовал тепло ее кожи под своими пальцами, он знал, ему стоило лишь ослабить контроль, чтобы ярость забрала все ее душевные нити.
Он должен был просто убрать от нее руки. Просто отпустить ее, она и так давно уже попалась. Она не упадет. Не было причин держать ее дальше. Ни одной, кроме той, что он просто хотел ее держать.
Ее сияющие фиолетовые волосы касались его плеча, и этого легкого прикосновения хватило, чтобы пошатнуть его самообладание. Ее губы были слегка приоткрыты от испуга, от страха она смотрела на него большими, накрашенными темной тушью глазами. Ее дыхание было сдавленным, он чувствовал шеей горячий воздух. Она пахла мятой.
Бастиан стиснул зубы и вынудил себя отпустить ее прежде, чем он здесь и сейчас отнимет у нее плетения. Было достаточно одного прикосновения, чтобы это желание неизмеримо возросло. Он чувствовал, что ее душа в этот момент страдала от огромного бремени. От вины, которую она только что взвалила на себя. Такого ужасного бремени, от которого ему хотелось освободить ее.
Ярость в нем протестующе ревела, он скрестил руки на спине, чтобы скрыть черную пульсацию на коже.
– Вечеринка проходит внизу, – он заставил себя разрядить обстановку разговором.
Она тихо кивнула. Затем начала медленно двигаться. Она сделала шаг назад, выпрямила плечи и дерзко вздернула подбородок.
– М-да, – внезапно ответила она, намного самоувереннее, чем выглядела только что, но не поднимая на него глаз. – Значит, я ошиблась. Я… искала туалет.
Злость в груди Бастиана нарастала. Девушка лгала. Он узнал это по плетениям, которые становились толще, когда она обременяла себя этой ложью.
Она понятия не имела, как манила его. Было тяжело видеть, как изменяются ее плетения, как они струятся, словно темный дым.
В нем все сжалось, когда он протянул руки к этому дыму, чтобы забрать его. Чтобы заполнить в себе пустоту, ради которой он отказался от других.
– Туалет внизу, – пояснил он и заставил себя успокоиться.
– А, да? Ну, тогда… – Она пожала плечами, чтобы притвориться хладнокровной, но он видел ее насквозь. Ее руки тряслись, голос нервно дрожал. – Тогда, я пойду.
Мне нужно было быстрее уходить оттуда. Глаза цвета темного неба этого парня заставляли меня нервничать.
Он поймал меня, когда я споткнулась, и это прикосновение стало причиной моего головокружения. Мне казалось, что… он разрушил мою защитную стену и был близок к тому, чтобы проникнуть… в мою… в мою…
Понятия не имею! Это все чепуха!
Я поправила волосы и увеличила расстояние между нами. Но даже на таком расстоянии он казался мне опасным. Он был высоким. Еще выше Тристана. Его волосы были темно-коричневыми, почти черными, а черные глаза усиливали зловещий вид. Подбородок был специфический, на вид ему было лет восемнадцать или девятнадцать. У него отсутствовала подростковая долговязость, присутствующая у многих моих одноклассников.
– Лестница там.
– Что? – озадаченно посмотрела я на него.
О боже, как стыдно! Я сказала, что пойду, но тем не менее до сих пор стояла здесь как вкопанная и пялилась на него. Неудивительно, что он так странно смотрел на меня.
– Лестница, – терпеливо повторил он. – Вниз. К тусовке… и, конечно, к туалету.
Вот черт! Это, правда, было глупо. Он разговаривает со мной как учитель. Что этот парень возомнил о себе? Кто он вообще? Я знала, что он был гребцом, которого я не смогла нарисовать, но был ли он одним из гостей Тристана? Тогда ему наверху нечего было ловить точно так же, как и мне.