Тени стёртых душ (СИ)

Нацу тяжело вдохнул и медленно кивнул.

— В тебе проснулся мужчина, надо же, — грустно бросил насмешку тот и вновь вернулся к изучению городской — наконец-то весенней — панорамы.

— Ты, может, и не дурак, — поджав губы, Нацу поник, — но никогда не поймешь, что значит быть преданным.

— Попробуй рассказать мне.

— Если расскажу, как трещали внутри кости от обиды, как кровь кипела до боли в мозгах, как кричать не было сил, как боялся поднять глаза к солнцу, — открыл рот и застыл, глотая воздух, а затем повернулся к тому. — Если расскажу обо всём — ты лишь удовлетворишь своё любопытство. А я горел тогда синим пламенем, понимаешь?

Замолчал, закрыв глаза. Сипло хрипел, пытаясь не накричать на друга. Затем, чуть остыв, произнес почти не слышно:

— Горел. И боялся, что не догорю. Потому что жить с пеплом в лёгких смертельнее прочих болезней.

Грей молча наблюдал за другом, сцепив руки в замок, и внимательно смотрел в его глаза, понимая, лишь то, что тот

в самом деле

внутри

горел.

— А сейчас?

Нацу устало потер висок и тряхнул головой, намеренно отрываясь от перил и медленно ступая к двери спиной:

— Вот здесь, — указал пальцем на легкие, — пепел прямо вот здесь.

Затем резко развернулся, спрятав руки в карманы курточки, и покинул крышу, устремленно куда-то направляясь.

Его будто звало что-то.

***

— Сгорела, — хрипло произнес Джерар, тихо поклонившись серафиму.

— Звезды будут оберегать ее крылья, — тихо ответил Макаров, сцепив руки за спиной и наблюдая за первым весенним солнцем.

На небесах было душно, воздух прел от тяжести совершенных поступков и мнимых домыслов. Пелену облаков покрыл тонкий слой пепла благословленного, который попрощался со своей душой.

— Пожертвовать собой ради жизни подопечного, — задумчиво поникло протянул он, сверля поверхность неба тяжелым взглядом, — способен ли кто-нибудь из нас на такое, Джерар?

Господство скользнул взглядом по полу и вдруг поднял взгляд на высшего.

— А что, если многие способны?

— Что? — от неожиданности Макаров удивленно повернулся к подчиненному. — О чем ты?

— Я уверен, — прикусив губу, но все же твердо продолжал тот, — уверен, что каждый из нас поступил бы так же, — остановился и взглянул в окно, — просто кто-то эти стены возводит, а кто-то в силах их разрушить. И раз уж мы выбрали свою участь, то должны предоставить остальным выбор.

— Но ведь история повторится, если память будет возвращена, — сипло промолвил серафим.

— Нет, — Джерар заставил того в нетерпении ждать объяснений, — примером им послужат миллионы погибших при «массовом очищении», которые вы проводили многие века назад, — сглотнул, — и эти двое. Эти двое тоже станут им примером.

— Примером, как погибнуть за подопечного? — усмехнулся.

— Примером, как ради него выжить.

Макаров покачал головой и, выпрямившись, наконец-то произнес:

— Полагаю, надо внести некоторые изменения в устройство нашей вселенной.

Глухо выдохнув, Джерар разрезал тишину голосом:

— Люси сказала бы, что этих вселенных две, — протянул отрешенно, — две наших вселенных, подумать только.

Ты, Люси, была права.

***

Резкие покалывания в кожу неприятным зудом въелись в сознание, заставляя то вынырнуть из бездны, что окутала разум. Приоткрыв глаза, девушка тут же сжалась и обняла себя за плечи, не понимая, почему находится в каком-то переулке, среди снежной растопленной каши в одной белой одежонке, напоминавшей обычную простыню.

В мыслях хоть и понимала, что далеко не обычную.

Однако внутри — пусто.

Звоном лишь отдается что-то приглушенно. На фоне воющего от холода и треска в костях сознания — какие-то перезвоны. Буквы. Кажется, четыре. Только вот она не может вспомнить, тряся головой из стороны в сторону, надеясь избавиться от этого назойливого шума.

И что-то едко прилипло к легким. Напоминающее копоть. Словно пепел, но еще не потухший — мелкими искрами горит, просит больше огня.

Люси безучастно улыбнулась: ни спичек, ни пожара рядом.

Пожара чужого, возрождающего из пепла.

Чужого-почти-родного.

Или же…

Родного-совсем-не-чужого?..

Того, чье имя высечено на ребрах;

чья улыбка в глазах мелькает;

чьи жестковатые — яркого цвета — волосы под пальцами мнутся.

И чей образ — словно дымка пустого тумана — ускользает в дыхании города, прогнившего насквозь людскими проблемами.

— Н-н-н-н… — неумело пробубнила под нос, стуча зубами от холода. — На-а-а-а…

Сжала тонкими пальцами одеяние и уставилась на кирпичную стену перед собой. В голове комом мысли спутались, паутиной липкой, а распутать было некому. Люси нещадно царапала руки и тянула по букве из памяти, шипела на себя, что такая слабая.

Но слабой она не была.

— На-а-ацу… — через силу произнесла, вырывая из глотки по звуку.

И резко встрепенулась, облокотившись на стену позади. Широко раскрыв глаза, пыталась понять, почему искры приятно защекотали в воздухе.

— Нацу, — повторила более уверенно.

Кажется, она нашла те самые спички. Огонь внутри мелкими переливами коснулся сердца и вновь начал утихать.

— Нацу, Нацу, Нацу, — спешно промолвила, зажмурившись и прислушиваясь к ощущениям.

Она горела.

Короткими мгновениями — четырьмя буквами длинною — горела ярким багровым пламенем.