Тени тевтонов

Он был сущим болваном, этот Людерс. Таким же сумасшедшим, как его патрон – доктор Хаберлянд, который обустроил в Шведской цитадели музей и назойливо упрашивал гауляйтера эвакуировать его экспонаты в Германию. Кох ценил антиквариат и потому осмотрел собрание доктора. Патриотический хлам. Кох приказал упаковать это барахло в ящики и выписал Хаберлянду с Людерсом разрешение на эвакуацию. Доктор, он был поумнее старика, уехал, а Людерс пожелал остаться и сражаться с русскими, записался в фольксштурм. Кох поручил ему перевезти музейные ящики в Лохштедт. Старый дурень едва не отдал концы от счастья и в благодарность приволок гауляйтеру тот ржавый меч из музейного мусора… Да, было время, когда он, Эрих Кох, забавлялся подобной тевтонской ерундой, соперничая с рейхсминистром Розенбергом и Альбертом Форстером, гауляйтером Данцига… Чтобы отделаться от Людерса, Кох назначил его командовать местной ячейкой «Вервольфа» и отправил в гинденбургские казармы Кёнигсберга – в диверсионную школу. И вот сейчас старик пригодился. Хорошо, что Гуго обладает прекрасной памятью на людей.

– Вы член партии? – требовательно спросил Кох.

– Да, – кивнул Людерс, полез в карман и достал круглый красно-белый значок с чёрной свастикой; такие значки насмешливо называли «бычий глаз».

Свой золотой значок «старого бойца» за номером девяносто Кох выбросил в море с борта ледокола «Восточная Пруссия».

– Враги думают, что мы сломлены, однако наша партия сейчас сильна, как никогда! – заговорил Кох. Он вылез из-за стола и прошёлся по бункеру, изображая раздумье. – Наша партия бессмертна, потому что идея, которую она воплотила, и есть гордый тевтонский дух Германии! Наша борьба только начинается! Поражение в войне было необходимо, чтобы сплотить нас!

Людерс внимательно слушал гауляйтера.

Кох легко использовал пропагандистские лозунги Геббельса, хотя считал того горлопаном и обезьяной-ревуном. Однако вопли рейхсминистра годились для любой ситуации, а особенно для катастрофической.

За долгую карьеру Кох наловчился настраиваться на политическую волну. Семнадцать лет назад он приехал в Кёнигсберг с горстью пфеннигов в кармане, а потом создал концерн «Эрих Кох штифтунг» и стал богаче Альфрида Круппа. Гиммлер ненавидел гауляйтера Восточной Пруссии, но по приказу фюрера заткнул свою вонючую пасть. Геринг, тупой боров, завёл уголовное дело против Коха, намереваясь завершить всё расстрелом, однако получил от фюрера пинок под жирный зад и тотчас превратился в лучшего друга. Во владениях гауляйтера, в заповедной Роминтенской пуще, у Геринга образовалось дивное поместье; даже за две недели до прихода русских он ещё стрелял там оленей, пил коньяк и давил брюхом штатных партийных шлюх.

Настроение в рейхе изменилось летом сорок четвёртого. Американцы высадились в Нормандии, а через полтора месяца полковник Штауффенберг едва не взорвал фюрера к чертям собачьим вместе с его верой в победу. С этого времени требовалось демонстрировать уже не напыщенное самодовольство, а истеричную жертвенность. Кох и демонстрировал. Он запретил даже думать про эвакуацию населения, а паникёров приказал вешать. Хорошим тоном было пренебрегать вермахтом, и гауляйтер охрип, убеждая, что вместе с партией он возглавит фольксштурм и без всякой армии сокрушит русских одной лишь силой духа. Последней судорогой этой истерики стало создание «Вервольфа».

– Мы возродим нашу партию в подполье! – Кох всё прохаживался перед Людерсом, неосознанно подражая Гитлеру. – Мы начнём тайную войну в наших городах и в наших лесах! Немцы никогда не смирятся с монгольским игом! Земля будет гореть у врага под ногами! Национал-социализм воскреснет во всей своей силе и славе, и основой его будет бесстрашный «Вервольф»!

Эту боевую организацию пару месяцев назад создал обергруппенфюрер СС Ганс Прютцман. Он планировал охватить всю Германию партизанским движением. Под нужды «Вервольфа» спешно перестраивались диверсионные школы Гросс-Мишена и Гроссраума; в Егер-программу наравне с тайниками для культурных ценностей включили бункеры для будущих подпольщиков.

Кох знал Прютцмана. Гиммлеровский кретин. До войны с большевиками Прютцман возглавлял СС Восточной Пруссии, и через него Кох выколачивал деньги на реставрацию замка в Мариенбурге. А к «Вервольфу» Кох относился с полным презрением. Война закончилась, какое ещё сопротивление?

Слушая гауляйтера, Людерс стоял навытяжку. Кох и вправду напоминал Гитлера – тоже невысокий, с такой же щёточкой усов. Но, в отличие от фюрера, коренастый Кох неудержимо полнел. Бывший телеграфист с железной дороги, он и выглядел всегда простолюдином – с крепким, как картофелина, лицом.

– Садитесь, Людерс! – спохватился Кох.

Он поймал ироничный прищур фон Дитца. Гуго знал все геббельсовские уловки и, видимо, считал, что хозяина занесло. Но Коха не занесло.

– Людерс, ваша ячейка сохранила боеспособность?

– Нет, господин гауляйтер. Кто не погиб, тот эвакуировался. Я один. Но мне кажется, что в катакомбах действует какая-то самостоятельная воинская группа. Возможно, защитники Пиллау, которые не сложили оружия.