Тени у порога

Вадковский откровенно рассматривал Славкино лицо — бледен, глаза тусклые, почти не смотрят. Конечно устал. Может быть, ему больно. Но молчит, не признается. Роман приблизился. Рука не горячая, пульс учащен. Предплечье, давно не мытое, в жутких буро-черных лохмотьях — не воспалено, только толстая корка биопласта еще больше потемнела на глубоких рубцах — универсальное снадобье помогало организму бороться с ранением, отдавая лекарство, поглощая шлаки и грязь. Скоро надо будет сменить биопласт. Есть еще... сколько же? В личный комплект входят две. Осталось. четыре упаковки биопласта. На такую рану приходится выливать почти всю. Вадковский невольно сглотнул — на еще одно подобное ранение лекарств просто не хватит.

— Роман, я серьезно говорю, — сказал Лядов. Все трое стояли рядом, и Слава говорил очень тихо. — Расслабимся — мне труднее будет войти в ритм. Далеко еще?

— Трудно сказать. Мы уже рядом... Должны быть рядом.

Трайнис крутил головой по сторонам. Взгляд его цепко прыгал по чаще. Часто он поглядывал вверх — видимо, тоже заметил золотистое роение в солнечном луче под сводами леса, но ничего не сказал. Это теперь действительно было не важно.

— Роман, — твердо сказал Лядов, — вечереет. Надо как можно дальше оторваться от этих тварей. Хуже мне уже не будет. А вот если мы опоздаем...

Вадковский махнул рукой:

— Тогда перекусим стоя.

Он закинул ремень контейнера на шею и держал его на животе на манер подноса. Поели на скорую руку.

— Ты прямо как лотошник, — заметил Лядов, сосредоточенно с усилием жуя концентрат. В глазах его не мелькнуло ни намека на улыбку.

Съели по половине мясного брикета. Воды оставалось три фляги. Правда, были еще одна бутылка вина полная и одна уполовиненная.

Выпили по три глотка воды. Лядова заставили выпить пять. В ответ на его протесты Вадковский спокойно сказал:

— Потеряешь силы — тащить тебя на самодельных носилках будет гораздо сложнее. Ну что — двинулись?

— Потопали, — отозвался Трайнис.

Вадковский наконец определил выражение его лица — хмурое недоумение. «А ты говорил — „на симуляторе“, — подумал Роман. Симулятор и вообще земные реалии вспоминались с некоторым трудом. Многое казалось лишним, нелепым. Удивляли собственные поступки и слова в той или иной ситуации. Мир Камеи был проще, честнее и жестче.

Оглядевшись, споро зашагали.

То ли от резкого начала движения, то ли от спада дневной жары почудилось, что оголенных частей тела коснулась прохлада. Не рано ли, забеспокоился Вадковский, и тут же забыл об этом. Пора уже было выходить на опорную точку. Но точка не появлялась. И сделать ничего нельзя было, оставалось только идти этой темнеющей лощиной.

Трайнис опасно нес тесак — лезвием на плече. Значит, постоянно напрягает руку, мельком подумалось Вадковскому. Зато оружие в момент опасности срывается в боевое положение мгновенно. Вадковский мысленно похвалил спутника. «Вот опять, — подумал он, — полузнакомое слово. Вернее, редко используемое в данном контексте. Спутник. Почему я его вспомнил?..» И он сразу забыл об этом. Надо было идти вперед, а лощина и не думала кончаться.

Как-то незаметно истек следующий час. Потом еще полчаса. Прямые лучи солнца над головой пропали.

Вадковский ощущал глухое беспокойство. В животе иногда появлялся медленно стягивающийся холодный узел, из-за которого слабели ноги, а взгляд начинал затравленно метаться по темной массе деревьев. Это было незнакомое ощущение. Но оно быстро проходило, едва Вадковский, стиснув зубы, ускорял шаг.

Потемнело существенно. Чаща стала теснее, деревья сгрудились, нависли, разглядывая крошечных путников у своего подножия. Наверное, перешептываются с интересом, удивляются.

Уже можно было обмануться в определении расстояния до далекого предмета. И без того молчаливая и неподвижная чаща стала врастать в повисшую в воздухе темную пыль сумерек. Дальние деревья слились в мутный невыразительный барельеф. Вадковского на секунду охватила тоска. На Земле он очень любил ночь. А здесь даже мысль о возможности остаться наедине с ночной темнотой и деревьями вызывала простой и чистый, ничем не замутненный страх. Страх этот давал силы и гнал вперед. Такого страха, наверное, можно было не стыдиться. Вадковский отер потное лицо валиком закатанного рукава. Огляделся. Он уже не мог вспомнить, о чем только что думал. Где ориентир?

Трое снова остановились. Щелкнула крышка контейнера, булькнула вода. Один из них ел и пил, сидя на контейнере. Другой, повыше, что-то спросил у третьего. Тот в ответ покачал головой. Больше не было произнесено ни слова. Двое склонились над плечом сидящего, переглянулись, кивнули друг другу. Потом все трое быстро собрались и через пятьдесят шагов бесшумно исчезли среди стволов-великанов.

Лощина не кончалась.

Они уже давно шли не в цепочку, а рядом, поддерживая Лядова с обеих сторон.