Тени утренней росы

Два гибких, стройных силуэта на фоне полуразрушенных стен оружейных складов. Прозрачный утренний свет. Бой без оружия и без правил.

На спине под лопаткой цветет пышным цветом еще один синяк. И на боку.

– Схватка доставляет вам удовольствие – и тебе, и ему. Значит ли это, что вы любите друг друга?

– А как же.

– Ни с кем, кроме него, тебе не хотелось биться снова и снова.

Он лежит, уткнувшись лбом в подушку, не отвечая.

– А Джеффри? С ним было иначе? Неужели безо всякого удовольствия?

– Безо всякого. Но в каком-то смысле я благодарен ему. Навязчивые воспоминания о кошмарах моей юности в конце концов побудили меня заняться айкидо ёсинкан.

– Зачем? Ведь ты уже научился побеждать.

– Айкидо – это не только техника боя. Это техника изменения сознания. Я хотел изменить свое сознание, Элена.

– Так ты познакомился с Ронаном, правильно? Я угадала? У вас был один учитель.

Продолжать расспросы. Узнать о нем как можно больше. Он не скажет всего – всего, что мне хочется знать, – но пусть скажет хоть что-то…

Но он молчит, подлец. Не хочет рассказывать или просто задумался? В любом случае я не собираюсь сдаваться.

– Нейл, прошу тебя, расскажи мне про своего любовника с разными глазами. Ты почти ничего не рассказываешь о себе…

– Неправда, – возражает он. – Я тебе много чего рассказал. И запомни, наконец: он мне не любовник.

– Конечно, любовник. Просто вы заменили секс дракой. Ну что ты молчишь? Тебе кажется, что, рассказывая, ты обесцениваешь свое прошлое?

– А разве нет?

– Конечно, нет. Ведь ты рассказываешь мне. А я люблю тебя.

Еще не договорив, я понимаю, что в этом заявлении отсутствует логика, поэтому рассчитывать можно только на его эмоциональную составляющую. Нейл поглядывает на меня через плечо со странным выражением, как будто превозмогает желание бросить мне вызов. Попробуй меня заставить. Даже если в глубине души ему и хочется поговорить о том же, о чем и мне, какая-то сила препятствует этому. Какая-то внутренняя блокада. И устранить ее можно, только применив насилие. Как будто привязав его за руки к спинке кровати и пригрозив ему ножом или пистолетом, я сниму с него ответственность за выдачу секретной информации.

Я излагаю ему свою теорию, опутывая веревками его запястья. Он слушает с интересом, а потом разбивает ее вдребезги одним-единственным замечанием:

– Ты ведь знаешь, я никогда не упускаю случая порадовать тебя.

– Порадовать? Что же может порадовать меня сейчас, кроме твоего чистосердечного признания?

– Ощущение власти. Власти надо мной. Но я не против. Знаешь почему? На ум приходят слова молодой крестьянской девушки из анекдота, которую склонил к греху местный пастор: ах, ваша честь, ему в этом так много удовольствия, а мне так мало хлопот… – Он бросил на меня еще один взгляд, исполненный лукавства. – Ты же редко приводишь свои угрозы в исполнение. Ты млеешь от самой ВОЗМОЖНОСТИ сделать это. Трепет намерения.

Вот так он препарировал мою коварную женскую сущность. Разоблачил мои порочные наклонности. Без лишних слов я раскуриваю сигарету и показываю ему. Все ясно? Кивком он подтверждает: все ясно.

– Ты прав. Меня радует это зыбкое, постыдное, кратковременное ощущение власти. – Я говорю очень тихо, наклонившись к его лицу. Запах морской воды от его волос заставляет дрожать мои ноздри. – Потому что никакая другая форма власти над тобой мне недоступна. Я не могу сказать, что обладаю тобой. Никто не обладает тобой. Ты как вода, которую я черпаю решетом.

– А ты не черпай. Пей прямо из источника.

– Я ничего не знаю о тебе. Не знаю даже, сколько тебе лет…

– Ты знаешь достаточно, – отвечает он с неожиданной резкостью. – И если при помощи горящей сигареты собираешься выяснять, сколько мне лет, я скажу, что это напрасная трата времени. Придумай что-нибудь поинтереснее. Спроси, к примеру, сколько у меня было женщин, все вы любите задавать этот вопрос. Или…

Вот опять человек, который вернул меня к жизни, с поистине дьявольским упорством старается меня разозлить. Он делает это злонамеренно, невзирая на реальную угрозу собственному благополучию. Точно так же, как с Томом и теми двумя подружками. Каким своим прихотям он потакает? Ведь знает же, что поплатится, и все равно не может устоять. Ах, трикстер…

Он приподнимает голову и тут же роняет ее на постель. Шипит сквозь зубы, смеется, натягивает веревки.

– Ух ты! Я уже и забыл, как это бывает.

– Тебе понравилось? Я была достаточно безжалостна?

Пятно ожога вздувается, постепенно багровея. Нейл поворачивает голову, пытаясь его рассмотреть.

– М-м… – тянет он задумчиво. – Я бы не сказал. Когда мне приходилось делать это с другими, я бывал куда более жесток.

– Ах ты, паршивец.

– Это точно. Я не очень добрый человек.

– Как ты впервые обратил внимание на Ронана? Так же, как на меня? Ни с того ни с сего?

– Что значит «ни с того ни с сего»? У вас обоих печать на лбу.

– Какая еще печать?