Тени в лабиринте

«Неплохой парень этот Серов, – рассуждал Голиков, возвращаясь домой размеренным прогулочным шагом, – сейчас не часто встретишь такого – неустроенного внутри и покрытого хрупкой оболочкой напускного равнодушия снаружи. Разговор с ним, безусловно, дал положительный результат. Главное – одержана моральная победа: Дима кое-что рассказал. В нем сейчас происходит внутренняя борьба, подвергаются переоценке многие, казавшиеся незыблемыми, ценности. Важно и то обстоятельство, что ему, видимо, небезразлична судьба скрывшегося Тюкульмина (а в том, что тот скрылся, сомнений не остается). Второй пистолет существует, и Серов, скорее всего, передал его Толику. Неспроста же этого веснушчатого парня с непомерно рано пробивающейся сединой мучают угрызения совести».

Голикову вспомнилась собственная жизнь – детство в рабочей семье, редкие радости, частые недоедания. Потом война, разруха. Родители и старшая сестра Варя погибли, сам он остался с бабушкой. В 1947 году окончил семилетку, какое-то время не мог найти себе места, год проработал слесарем в котельной. Затем – .армия, служба в погранвойсках на западной границе. Когда срок службы подошел к концу, остался на сверхсрочную. В 1959 году вернулся в родной Верхнеозерск, куда его неоднократно приглашали на работу в органы МВД. Спустя семь лет Голиков стал начальником отдела уголовного розыска города…

В арке мелькнула знакомая приземистая фигура.

– Эй, – насмешливо крикнул Голиков. – Товарищ капитан, неоперативно работаете!

– Так кто мог знать, что вы дворами блукаете, – откликнулся Пошкурлат. – Хотя бы записку в дверях оставили, когда вернетесь.

– Зачем же такая спешка, да еще в законный выходной? – хмыкнул майор. – Незаменимых работников у нас, как известно, нет.

– Новостей много, Александр Яковлевич. Я подумал, что вы должны быть в курсе.

– Ну так рассказывайте, не тяните.

Пошкурлат сделал несколько шагов по детской площадке, расположенной точно по центру прямоугольного дворика, прислонился плечом к опоре миниатюрных качелей и объявил:

– Сегодня утром арестован Баринов. При задержании он пытался скрыться, пришлось даже перекрывать трассу. Струков лично руководил операцией. В настоящее время Баринов сидит в одиночке. Владимир Петрович рассчитывает на психологический эффект – надеется, что могильщик дойдет там до требуемой кондиции и завтра утром на первом же допросе поплывет, как…

– Портретист, – поморщившись, поправил Голиков.

– Ну, тем более. – По виду Пошкурлата нетрудно было определить, что ему никак не удается одним махом выложить все новости, сдобрив их собственными комментариями.

– А как вел себя Баринов при аресте?

– Согласно ГОСТам, – пошутил капитан. – Как и все они: кричал, что будет жаловаться в вышестоящие инстанции вплоть до господа бога. Только кого он хочет разжалобить? Уже в отделении у Баринова при обыске обнаружили более трех тысяч рублей.

«Неужели я все-таки ошибся?» – подумал Голиков. Желваки на его худощавом лице беспрерывно двигались, вздымаясь бугорками и снова опадая, темные морщинки под прищуренными глазами стали рельефнее.

– Владимир Петрович не распорядился снять наблюдение с имеющихся адресов? – спросил майор.

– По-моему, нет, – ответил Пошкурлат, перенимая озабоченный тон шефа.

– У вас еще есть что-нибудь? – вздохнул Голиков.

– У меня все.

– Тогда я вас попрошу о следующем: поручите Нефедову, пусть сходит по адресу: Солнечная, 34. Это где-то на окраине, в частном секторе. Там проживает некая Рита Белова, она же Княжна Мэри, подруга Анатолия Тюкульмина – вам должна быть знакома эта фамилия. Нет, сенсацией тут и за километр не пахнет, но расспросить ее на всякий случай надо. Как построить разговор, я сейчас вам объясню…

В это время Баринов маялся, сидя на деревянном помосте в камере предварительного заключения. «Неужели они что-то про меня пронюхали? – тревожно размышлял он. – Но что, что именно? Эх, знал бы, где упасть!»

К еде Николай Михайлович даже не прикоснулся – она была явно не в его вкусе.

Глава седьмая

В последний раз придирчиво оглядев сервировку стола, Наташа выглянула в окно. Еще вчера все казалось таким серым и невзрачным, а сегодня виделось совсем по-другому.

«Может, я и в самом деле люблю его?» – подумала Наташа.

Эта мысль больно сдавила сердце, и Наташа безвольно опустилась на краешек тахты. Несколько минут она сидела, боясь пошевельнуться, чтобы не возвращаться к реальности. Да, теперь она точно знала, что любит, но особой радости от этого открытия не только не испытывала, а, наоборот, боялась отдаться этому чувству. И тут Наташа вспомнила мать – единственного дорогого и близкого человека. Почему жизнь так несправедливо устроена: одни – счастливы, другие – несчастны; одни пользуются различными благами, другие всем обделены…