- В отношении себя - да. Перцовский не отрицал, что получал в зверосовхозе большее количество ондатры, чем приходило на фабрику. Куда девались излишки, его не интересовало. То есть он просто закрывал на это глаза. Как вознаграждение - премии, отгулы и обещания при первой возможности предоставить семье четырехкомнатную квартиру со всеми удобствами. Как альтернатива - угроза неприятностей, вплоть до увольнения. В конце допроса он плакал.
- Тебе жаль его?
- Детей жаль. Хотя это не самый трагичный эпизод в моей практике.
Конюшенко умолкает и машет рукой, как бы отгоняя налетевшие сантименты.
- А кто конкретно подачками и угрозами толкал Перцовского на неблаговидные дела?
- Представь себе, конкретно он никого не назвал, несмотря на то, что мог попытаться переложить часть ответственности на директора фабрики Осипова или того же Кормилина. Все получалось вроде бы по закону: привез шкурки - молодец, не привез - сорвал квартальный план, а тут уж пеняй на себя. Что до Кормилина, - продолжает Антон Васильевич, расхаживая по кабинету, - думаю, доказательства его причастности к махинациям с мехами будут лежать вот на этом столе сегодня к вечеру. Допустимая погрешность во времени - в пределах моей компетенции.
Посмеиваясь, я затрагиваю близкую Конюшенко тему.
- На фабрике дела идут нормально или требуется наше вмешательство?
Не замечая иронии, начальник ОБХСС пулеметной очередью выдает схему получения денег из ничего. Оказывается, все обстояло очень просто. К надомницам, которые были закреплены за ателье No 3 и, как предполагалось, занимались в основном "массовкой", поступала львиная доля левых шкурок. Затем реализаторы сбывали по одним и тем же накладным шапки, как пошитые в ателье, так и прошедшие через руки работниц "домашнего фронта".
Имели место и другие способы извлечения прибыли. В частности, тот же надомно-подпольный цех работал по принципу "безотходного производства". Допустимые ГОСТами обрезки меха использовались для пошива манжет, воротников, а иногда и шапок, которые потом реализовывались в пригороде на предпраздничных ярмарках. Весьма экономно, и в ведомости не вписывается.
- Фокусники, иллюзионисты! - вдруг распаляется Конюшенко. - Ну ничего, до всех доберемся! Кстати, вчера мы произвели еще несколько арестов. К небезызвестным тебе Перцовскому, Захарову и Фельдману добавились Семаков, Эльяков, Киперштейн...
- Погоди-погоди! - перебиваю я. Наверное, мое лицо становится необычно выразительным, потому что Антон Васильевич взирает на меня с неподдельным интересом. - Какой Эльяков?
- Георгий Никодимович Эльяков, заведующий ателье No 3. А что такое?
- Да ведь этот Эльяков вращался в компании картежников, которые собирались на квартире у Кормилина. Между прочим, в день убийства Моисеева он там отсутствовал. Как насчет небольшого дознания?
- Всегда за! Мы уже имели удовольствие с ним побеседовать. Ушлый тип с претензией на светские манеры. Впрочем, сам посмотришь...
И вот я созерцаю сидящего по другую сторону стола Георгия Никодимовича. Завателье имеет широкий лоб с выступающими надбровными дугами, массивный подбородок, чуть загнутый вниз типично боксерский нос, редеющую шевелюру и печальный взгляд. Я представляюсь. Конюшенко сидит у окна, перебирая клавиатуру пишущей машинки и, по договоренности, в допрос не вмешивается.
- Я ознакомился с протоколом вашего первого допроса. Уточним кое-какие детали.
- Можно и уточнить, - криво улыбается Эльяков, - хотя, как я понимаю, от меня здесь не зависит, что можно, а чего нельзя.
Пропустив мимо ушей эту реплику, я продолжаю:
- Вы знакомы с Кормилиным Иваном Трофимовичем?
- Было бы странно отрицать столь очевидный факт.
- Где, когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
Эльяков прикусывает губу и пожимает плечами. По всему видно - на душе у него кошки скребут.
- Длинная история, - с натугой выдавливает он.
- Расскажите, чего уж там. Человек вы интеллигентный, образованный, а с головой окунулись в круговорот сомнительных делишек, за которые рано или поздно приходится платить дорогой ценой.
- По-моему, платить приходится всегда и за все. А что касается моего знакомства с Кормилиным, то оно произошло несколько лет назад на дне рождения тестя.
- Последний, если не ошибаюсь, директор вашей фабрики?
- Хм... Да, как это ни прискорбно, я зять Артура Артуровича Осипова, муж его горячо любимой дочери.
- Прекратите фиглярствовать и отвечайте на вопросы по существу, начинаю я горячиться. - Более прискорбно, что вы занялись противозаконной деятельностью. Неужели других перспектив перед собой не видели?
Эльяков ерзает на стуле.