Напротив меня посреди блестящих плиток голубого кафеля — сорокалетний мужчина с налипшими на лоб мокрыми волосами. Лицо задумчиво-сосредоточенное и, наверное, в такой ситуации чуточку смешное. Кожа совершенно некстати успела обветриться за считанные часы на продуваемом семью ветрами кавказском курорте.
Время неумолимо сжимается под прессом дел. Раздвоиться, чтобы вести расследование в двух городах сразу?
— Ну, старина, — я с укоризной разглядываю в зеркале собственное отражение, — ты что же, начинаешь терять свое главное качество — чувство реальности?
Ладно, будем жить в ускоренном ритме. Полчаса на просушку и доведение до солидного лоска внешнего вида, затем совмещенный обед и ужин, еще одна прогулка по небезызвестному маршруту, вечерний сбор информации и обобщение всех накопившихся материалов.
Звонит Тихоньков и интересуется, где я собираюсь поужинать. Вопрос поставлен весьма своевременно. Предлагаю вместе посидеть в каком-нибудь ресторане на его усмотрение. Андрей выбирает «Бирюзу» и обещает зайти за мной минут через двадцать.
Глава третья
Неподалеку от моря стоят два здания, обособившись от остальной архитектуры. Балюстрада «Бирюзы» делает изящный полукруг вверх, с вызовом взирая деревянными резными узорами на грузноватый шлакоблочный параллелепипед санатория «Чайка». От переулка, из которого мы вынырнули, ресторан отделен фонтаном. Возле входа людно, стоит несколько машин с иногородними номерами.
— После торжественной части пришлось сбежать, — сообщает Андрей. — Там должна была выступать наша самодеятельность.
«Знаем мы нашу самодеятельность!» — мысленно я продолжаю за Тихонькова фразу.
— А чем тебе импонирует именно «Бирюза»?
— Хорошая кухня, любопытная публика. Есть и другие нюансы. — Андрей хитро поглядывает на меня. — Кроме того — кратчайший путь к месту гибели Тюкульмина. Парень ведь был здорово пьян, а на машине к скалам не подъедешь, нужно топать пешком.
Вот так. Просто и логично.
Заходим в холл. Швейцар, равнодушно глядя сквозь нас, утверждает, что нет ни одного свободного столика.
— Ну, два-три места при желании всегда найдутся, — миролюбиво говорит Андрей и смотрит на старика в синей униформе насмешливым взглядом.
От этого взгляда швейцар почему-то переходит на крик. По внутренней лестнице быстро спускается метрдотель и спрашивает, в чем дело. Тихоньков продолжает усмехаться.
Из зала выходит красивая смуглая девушка в сиреневом вечернем платье, шепчет несколько слов метрдотелю, после чего нас незамедлительно пропускают. Заметив мое удивление, Андрей поясняет:
— Разрешите представить: наш сотрудник Марина Синельникова. Прошу любить и жаловать.
— Очень приятно, — киваю я.
— Андрей мне рассказывал о вас. — Голос у Марины низкий, грудной, гармонично сочетается с ее внешностью.
«Когда он только успел? — оторопело думаю я. — Стоп, неужели Синельникова — одна из тех «смышленых ребят», о которых я просил Тихонькова?»
Мы присаживаемся за дальний боковой столик — такой я и сам, пожалуй, выбрал бы — даже декоративные колонны не мешают обзору помещения. Довольно быстро появляется официантка, и мы делаем заказ средней руки — без осетрины и куропаток.
— Сегодняшняя смена работала и двадцатого октября, — говорит Марина, подтверждая мою догадку. — Я показала официанткам фотографию погибшего и, знаете, одна вроде опознала его.
«Умница! — я уважительно смотрю на Марину. — Сколько же труда стоит за этой скромно произнесенной фразой? Так вот на какие «нюансы» намекал следователь!».
— Которая?
— Вон та, светленькая. Понимаете, точно она не уверена, прошло столько времени, но говорит, что похож.
— Тюкульмин сидел один?
— Нет. В тот вечер она обслуживала пять столов в центре зала и все места были заняты. Для такой-то компании еще пришлось подставлять два стула.
— Но он мог находиться за одним столиком с незнакомыми людьми.
— Вряд ли. Официантка вспомнила, что за ужин рассчитывался другой мужчина. С какой стати он стал бы платить за незнакомого человека?
— Резонно. А того другого мужчину она случайно не запомнила?
— Очень смутно. Темноволосый, плечистый, в кожаном пиджаке. Шутил все время.
— Выходит, Тюкульмин, скорее всего, побывал здесь за несколько часов до гибели, — мрачно резюмирую я. — Вместе с каким-то широкоплечим шутником. Эх, взглянуть бы одним глазком на этого шутника.
Тихоньков с Синельниковой почти синхронно сочувственно вздыхают. Андрей о чем-то задумался. Марина явно ковыряет вилкой принесенный салат из помидоров и огурцов. В самом деле, какие еще крупицы информации я хочу извлечь из неподатливой южноморской почвы? Надежды тают, тают, как мокрый снег, который выпал у нас перед моим отъездом.
— Может быть, расспросить проводников поездов? — негромко предлагает Марина, устремляя на меня пропитанные слабой надеждой огромные черные глаза.