Огни на взлетно-посадочной полосе светятся своим особым, неповторимым сиянием, сужаясь в отдалении и как бы образуя вытянутый к вершине треугольник. Из холодно-серебристой прослойки облачного пирога, обрамленного яркой россыпью созвездий, выныривает увеличивающаяся на глазах мигающая красная точка. Красота в человеческом восприятии отражает целесообразность, функциональность той или иной вещи. Где же я это читал?
— У вас «ИЛ-68», — говорит Тихоньков, поглядывая на часы. — Сейчас объявят посадку.
— Марина, не забывайте о моем предложении.
Прикрываясь спешкой, как щитом, я вкладываю в прощальные слова намного больше смысла, чем положено по лингвистическим понятиям.
У Андрея пропадает дар речи. Он не воспринимает мою фразу ни умом, ни сердцем, хотя умом я ее и сам не могу до конца воспринять. Марина улыбается, часто моргая длинными нитями ресниц…
Я медленно поднимаюсь по трапу. В руках — легкая сумка с вещами, в голове — ворох отрывочных, хаотически мелькающих мыслей. Прямых доказательств убийства Анатолия Тюкульмина я не получил, есть только косвенные улики, говорящие в пользу моих предположений. Предположений, переросших в уверенность. К сожалению, догадки и предположения к делу не подошьешь.
Сбросить со счетов сегодняшнего дня нельзя и процедуру опознания, на которой присутствовала мать потерпевшего — страшная картина людского горя.
Только опустившись в мягкое кресло, пристегнув ремень и расслабленно смежив веки, я понимаю, как же все-таки меня вымотала эта краткосрочная поездка на курорт.
Глава пятая
— Александр Яковлевич, я вот тут подготовил…
Прямоугольник аккуратно выложенных бумаг на рабочем столе говорит сам за себя.
— Вижу, Анатолий Петрович! Скатываемся в трясину бюрократизма, а?
Пошкурлат невозмутимо разводит руками. Он рад моему приезду, хотя бы потому, что можно избавиться от бремени возложенной на него ответственности.
— Вы должны были получить ответ из Чулыма на наш официальный запрос, — продолжаю я. — Кратко доложите его содержание.
— Хищения в зверосовхозе совершались на протяжении целого ряда лет. Организатором махинаций был директор совхоза Виктор Юрьевич Ферезяев. Пользуясь бесконтрольностью, он искусственно занижал данные о реальном количестве ондатры, а излишки сбывал. В преступную группу Ферезяев вовлек нескольких работников зверофермы. В настоящее время девять человек арестованы. Ферезяеву удалось скрыться и до сих пор его местонахождение неизвестно. Видимо, он обладал хорошим нюхом и, когда запахло жареным…
— Несущественно, — прерываю я. — Дальше.
— Поскольку «Прогресс» периодически поставлял крупные партии ондатры на нашу фабрику, возникла необходимость в тщательном изучении механизма поставок: время отправления, количество шкурок, маршрут, способ транспортировки, ОБХСС, в данный момент занимается проверкой документации на фабрике, а лейтенанта Чижмина было решено командировать в зверосовхоз. Вчера вечером он вылетел в Новосибирск. Информации от него пока нет.
— Ясно. Как обстоят дела у Рязанцева?
— Наблюдение и охрана проходят нормально.
— Искомые контакты не осуществлялись?
— Нет, — протягивает капитан, уловив наконец суть вопроса. — Контакты отсутствуют начисто.
— Скромные, однако, у нас пошли девушки, — мое подтрунивание проходит мимо ушей Пошкурлата.
Ужасно не хочется признаваться, но факт охраны двух женщин — свидетельство нашего временного поражения. Преступники постоянно опережают нас на пол-темпа и это отставание необходимо ликвидировать кровь из носу.
Отпускаю капитана, чтобы в тиши кабинета собраться с мыслями перед совещанием у Николая Дмитриевича.
По-видимому, первопричина преступления — не любовь, не ревность, не уязвленные чувства. На передний план выходит более низменный мотив — ненасытная, как раковая опухоль, всепоглощающая жажда наживы. Да еще, пожалуй, боязнь наказания. Существующие моральные ценности, удовлетворение, получаемое от общественно полезного труда — обременительная ноша для стяжателя, ставшего на скользкую дорожку.
Кто же заражает общество насквозь прогнившей мещанско-потребительской философией? Пресловутый разлагающий «ветер с Запада» не более, чем катализатор реакции — мое собственное, стопроцентное убеждение. Не так давно раскопали эту «причину» массового дефицита совести и пошли клепать ярлыки один лучше другого — на музыку, на одежду, на прически…
Где искать истоки? В дефектах воспитания? Пожалуй, самое правдоподобное толкование зарождения червоточины сердца. Если б хоть кто-нибудь взял и докопался по-настоящему до причины, а то ежедневно слышишь заезженную пластинку: семья — школа — средства массовой информации — семья — школа…
Ну все, все, сейчас залезу в дебри, когда каждая потерянная минута — дорогое удовольствие. Через час нужно докладывать Коваленко о результатах поездки.
Боюсь, Николай Дмитриевич не поддержит мою версию. Что поделаешь, придется до конца нести свой крест, на трех концах которого — по убийству, на четвертом — крупное хищение. Хоть бы Чижмин дал о себе знать до качала совещания и подбросил парочку фактов, на которые можно будет опереться.