Тени в переулке

Мне предлагали другие работы, но я отказывался, понимая, что история с фильмом «Ночь над городом» – просто удачное стечение обстоятельств. Для того чтобы стать настоящим кинорежиссером, надо учиться и много знать.

А потом я был влюблен в киноязык Анджея Вайды и точно знал, что так, как он, я снять не сумею, а значит, надо заниматься кинодраматургией.

Я продолжал заниматься журналистикой, начал писать книги, вступил в святая святых тех лет – Союз писателей.

Когда-то в «Московском комсомольце» мы смотрели фильмы задолго до их выхода на экран. Нам показали «Память сердца». Ее представляли режиссер Татьяна Лиознова и исполнительница главной роли Тамара Макарова. После просмотра Тамара Федоровна сказала, что хорошо бы в нашей газете поместить статью. Главный редактор Миша Борисов ответил:

– А вот Эдик и напишет ее.

Я раньше никогда не писал кинорецензий, поэтому поехал на киностудию имени Горького и начал делать ее как обычный очерк. Говорил с актерами, операторами, художниками и написал историю про военный эпизод, о котором рассказывал фильм, о реальных событиях и людях и экранной версии подлинного куска войны.

Статья получилась. Мы подружились с Таней Лиозновой. Виделись мы редко, на премьерах или в ресторане Дома кино, а иногда в общих компаниях. Когда я узнал, что она будет снимать «Семнадцать мгновений весны» Юлика Семенова, я от души порадовался за друга. Лиознова должна была сделать на материале его романа отличный фильм.

Когда фильм был готов, по просьбе Юлика я написал о нем очерк в журнал «Молодая гвардия». Фильм вышел на экраны и имел невероятный успех. На моей памяти такого не было.

Однажды Лиознова сказала:

– Узнала от своей подруги, что ты пишешь хорошие книги. Почему ты не подарил мне ни одной? Немедленно подари.

По сей день я не могу, как многие мои коллеги, приходя в разные места, подписывать и дарить книги. Сначала просто стеснялся, но потом стал дарить только друзьям и тем, кто просил об этом.

Я подарил Лиозновой две книги. И однажды Татьяна позвонила мне, пригласила на студию и сразу же отвела к директору Григорию Ивановичу Бритикову. Войдя к нему в кабинет, я увидел на столе свое сочинение «Тревожный август».

Бритиков сказал мне несколько комплиментов и предложил заключить договор.

Так я попал в большое кино. Только потом я понял, что попасть туда не очень сложно, главное – удержаться. Мне это удалось.

Но вернемся к началу. Нет ничего труднее, чем экранизировать собственную книгу. Из трехсот машинописных страниц нужно сделать шестьдесят.

Но я старался. Короче говоря, написав новые сюжетные линии и скомпоновав сценарий, принес первый вариант на студию.

Худсовет несколько удивил меня. Вполне известные и почтенные люди говорили обо всем, кроме моего сочинения, и в конце концов решили, что нужен второй вариант.

Второй вариант у меня пошел легче, тем более что редактор фильма дал вполне конкретные замечания.

Когда ответственные киносъемщики собрались вновь, они яростно обсуждали какой-то неведомый мне отснятый материал, а потом решили, что необходим третий вариант.

Я немного приуныл. Путь к экрану и зрительским овациям оказался сложнее, чем я думал, легко заключив договор на сценарий. Но сдаваться я не собирался. Две недели я капитально перерабатывал сценарий, учитывая все замечания редактора. Третий вариант был готов, но, когда я пришел на студию, меня встретил директор объединения легендарный киночеловек Гриша Рималис и радостно объявил мне:

– Твой сценарий утвержден Госкино.

– Как это? – растерялся я.

– У нас горела единица, а это значит, что все объединение сидит без премии. Вот мы с Татьяной и отправили второй вариант в Госкино. И те его утвердили. Иди в кассу за деньгами и помни, что через час на ВДНХ открывается узбекский ресторан.

У Тани Лиозновой есть одно замечательное качество: она старается помочь людям. Когда сценарий был принят, она сказала мне:

– Есть чудный парень Валера Михайловский, он был вторым режиссером у Донского, снял очень неплохую ко роткометражку. Я ему верю, он снимет хороший фильм.

Я сам верил Татьяне безгранично. Пусть будет Михайловский.

Наверное, он стал бы хорошим режиссером, но ему хотелось выжать из фильма чисто бытовую выгоду: доставать дефицитные продукты и еще что-то. Отношения у нас сначала были прекрасные, но чем больше было отснятого материала, тем они заметнее портились.

Став режиссером-постановщиком, Валера очень изменился. Он стал самоуверенным, разговаривал покровительственно, в общем, выглядел большим мастером. Эта метаморфоза сильно забавляла меня. Было смешно смотреть, как добрый веселый парень, получив первую постановку, немедленно стал покруче Эйзенштейна. И к сожалению, он не принимал никаких моих замечаний, да и к советам коллег-режиссеров относился враждебно.

Фильм был снят. Его неплохо приняли в Госкино, дали хорошую категорию, так что гонорар я получил отличный. Впервые в жизни я вместе с группой вышел на сцену Дома кино, говорил какие-то слова и кланялся аплодирующему залу.