Крук был опытным человеком и хорошим психологом. Все случилось так, как он и предсказывал. Как только наступил вечер и на землю спустились сумерки, в поселке стали появляться посторонние люди. Без всяких вопросов было понятно, что это за люди. Это были те самые ветераны и прочие горожане, которые днем отправились в поход на Бандеровский поселок, но были на полпути остановлены начальником городской милиции и начальником отдела КГБ. Теперь они пришли вновь. Не все, а лишь половина, но и этой половины было достаточно, чтобы возникла смута. Ну а где смута, там и смерть. Смута и смерть, как известно, две вековечные неразлучные подруги.
Пришлые люди на этот раз возникали в поселке не горластой оравой, а появлялись по одному или небольшими группами. Никакого оружия у них при себе не было, поэтому и никаких претензий к ним милиция предъявить не могла. Люди и люди, пришли и пришли. Никому не возбраняется приходить вечером в поселок Каменка и разгуливать по улицам. Правда, эти гуляния были подозрительными: пришлые люди разгуливали невдалеке от Бандеровского поселка, точнее сказать, вокруг поселка, и создавалось такое впечатление, что это были не сами по себе беззаботные гуляния, а кольцо из людей, которое опоясало поселок и с каждой минутой становилось все туже и плотнее.
Милиция как могла разжимала это кольцо, но особых успехов в этом деле у нее все же не было. Во-первых, из-за темноты невозможно было сосчитать, сколько именно людей кружило рядом с поселком и как близко они подходили к баракам и всяким хозяйственным постройкам. А во-вторых, не было такого закона, который препятствовал бы людям гулять таким многозначительным и подозрительным образом. То и дело в темноте слышалась перебранка между гуляющими и милицией.
– Ты чего это тут шляешься? Что тебе надо? – грозно вопрошал милиционер. – Ну-ка, ступай отсюда!
– А какое твое дело, где я гуляю? – отвечал на это гражданин. – Где хочу, там и гуляю! Могу гулять хоть всю ночь! А у тебя нет такого права – мешать моим прогулкам! Я никаких законов не нарушаю!
– Так ты еще и пререкаться? Ну-ка, стоять! Стоять, тебе сказано! Вот мы сейчас тебя обыщем! И горько заплачет твоя мама, если мы у тебя найдем что-нибудь подозрительное!
После этого начинал мелькать свет фонарей и слышались разнообразные звуки – производился досмотр гуляющего вокруг поселка народа. Большей частью при досмотре милиция ничего не находила, злоупорные граждане гуляли с пустыми руками. Скорее всего, в поселок они явились с оружием: палкой, металлическим прутом или цепью, а то, может, и с ружьем, но припрятали все это где-нибудь в сторонке, а в темноте попробуй что-нибудь найти!
– Ну что, обыскал? – то и дело раздавались в темноте ироничные, ехидные и торжествующие голоса. – Нашел что-нибудь? Вы бы с таким старанием жуликов ловили, а не честных граждан! Цены бы вам не было!
– Да ты никак пьяный! – отвечал на это милиционер.
– А ты мне наливал? Что-то я не припомню…
– Все равно – ступай отсюда! И не показывайся! А то наскребешь на свой хребет!
Большинство подозрительных граждан после этого скрывалось в темноте. Тех же, кто упорствовал, или обзывал милиционеров особо обидными словами, или и в самом деле был в нетрезвом виде, задерживали за неповиновение и мелкое хулиганство. Правда, таких было немного, в основном народ был подозрительно трезвым.
Поневоле создавалось впечатление, что назревает что-то нехорошее. Даже, может быть, что-то погибельно страшное. Начальник городской милиции Егор Фомич Караваев понимал это лучше, чем кто бы ни было. Он тоже присутствовал в поселке и буквально каждым своим нервом ощущал, что еще полчаса, может, час – и начнется… Скорее всего, разгуливающий вокруг поселка народ сомкнет потуже кольцо и пойдет на приступ. И попробуй его останови…
Остановить же надо было во что бы то ни стало. А лучше того – предотвратить всякую попытку штурма. Но как? После напряженных размышлений Егор Фомич решил применить предельно действенное, можно даже сказать, крайнее средство. У него был с собой мегафон, иначе говоря, металлическая воронка, через которую, если в нее говорить, звук разлетается очень далеко. Особенно в темноте, когда затихают другие посторонние звуки. Караваев вышел на середину поселка и, набрав в грудь воздуха, заговорил громким голосом: