[4] В других странах её называют «сывороткой правды».
— Хм… Очень интересно, — я задумалась. — Получается, на твои вопросы она так и не ответила?
— На восемь штук успела.
— Ого!
— …Из девяноста.
— Небо голубое. Дахху — псих.
— Так а я о чём, детка? Давайте, пинайте его со скалы — так делали в древней Тилирии со слабаками — и берите меня третьим. Сразу заживём.
Мы помолчали. Опираясь затылком на плечи Мелисандра, я щурилась на кварцевые камни, стенами растущие по бокам расселины. Под нами журчал водопад, и отзвук льющейся воды поднимался наверх, как по лестнице, отражаясь от камня то справа, то слева, слабея, но не сдаваясь, пока, из последних сил, не вырывался где-то наверху в густом осиннике Леса — а там уже можно раствориться в предрассветной тиши, убедившись: жизнь есть.
Вон летит филин с глазами желтыми, как сентябрьская луна. Вон сама луна, щербатая, ухмыляется на пятнистом от звезд небосклоне. Вон заблудившаяся ташени плутает меж черных столбов деревьев, и поёт беззаботно — что ей, бессмертной, никогда не жившей оттого, что трель её будит хищников по всему Лесу?.. И полночные розы сорта Загадка раскрываются в перелесках раскладами карт, и феи выходят из-под холма, и над Шолохом царит сон — уснуло всё, уснули все, — и снова над болотом поднимается туман…
— Мелисандр? — тихо спросила я.
— Да, малышка.
— А ты правда готов помочь и мне тоже?
— А ты правда поедешь в Мудру?
— Да зачем тебе туда, небо голубое? Откуда вообще появилась эта мысль?
Мелисандр вздохнул и повернулся ко мне боком — очень опасная затея на авенином затылке в сорок дюймов диаметром, но…
Саусбериец ладонью подпёр небритую щеку и, скрестив ноги, локтём уткнувшись в колено, посмотрел на меня искоса. «Я Великий Гуру, А Ты Уже Знаешь Ответ» — вот как называется этот взгляд. Мелисандр хмыкнул, ибо я молчала.
— Детка, — вздохнул он. — Сегодня мы имели честь узнать, что Кадия — госпожа совершенство, как мне всегда казалось, — недовольна своей жизнью и поведением настолько, что из неё это вырвалось пьяным бунтом. Скажи пожалуйста, по шкале в десять баллов, насколько могу быть разочарован судьбой я?
Я прикусила губу, припоминая детали мелисандровой биографии: смерть любимого брата, обвинение в двойном убийстве, побег, роль марионетки и, теперь, жизнь незаконного мигранта…
Ну да. Звучит не так весело, как рассчитываешь, глядя на охмурительного Мела.
— Тошно мне, Тинави, — патологоанатом пожевал губами и уставился на собственные руки. — Госпожа Ши Бланкет-Кес — отличная бабулька. И подвал её мне нравится. Но попа хочет приключений. Желательно, в этот раз чуть более законных — ну просто должен же хоть кто-то симпатичный разбавить ваши сирые ряды послушных граждан… — хмыкнул он в ответ на мои взлетевшие брови. — Поэтому Мудра. Туризм на грани смерти. Возможность обогатиться и не попасть в тюрьму. Ловушки, история, трупы, — все как я люблю. Поехали?
— Тебе только зазывалой работать, Мел… — улыбнулась я. — Так что же, это теперь твоя мечта?
— Что значит «теперь»? Какая «мечта»? В отличие от вас, заучек, я не перецениваю важность этого слова… «Мечта» — это всё жутко усложняющий концепт. Я же просто живу, Тинави. И стараюсь делать то, от чего мне весело. В конце концов, все хотят только этого.
«Мы все хотим делать то, от чего нам весело», — прикинула я мысленно свою бумажку.
Не. Этот вариант слишком поверхностный.
Тоже отметаем.
— Мудра так Мудра, Мелисандр, — решилась я. — Лето в песках, пески в штанах — чем не красотень. Но сейчас мне нужны твои услуги как частного детектива. Да-да. Надо поработать вам с бабушкой Ши. Ты когда-нибудь слышал о Терновом замке?…
Мы вернулись в Мшистый квартал часов в пять утра.
Кадия всё еще спала, и её дыхание казалось чуть более спокойным, чем раньше. Я отправила Мелисандра в душ, выдав ему самый огромный халат из своей коллекции и честно попробовала одновременно оставаться бодрствующей, готовить нам завтрак и читать информацию про господина Ноа де Винтервиллля…
В общем и целом я знала, что ожидать: зловещий архиепископ, страшный интриган и мерзкий сынишка, короче, стандартная «шишка» — много нелестных характеристик, которые вряд ли сыграют большую роль за те сутки, что мы проведем вместе, в конце концов, мне надо просто стоять столбом и улыбаться, выяснить, может, по ходу дела, почему у такой прекрасной Пионии такое странное дитя… и может он и не странный…. может — никто не странный, и мы просто изгаляемся всеми силами, пытаясь привлечь внимание, ну хоть чье-нибудь, к нашему страшному одиночеству, ведь все мы…
— Эй, полехххче! Никто не просит яичницу на костре!
Я резко села, выпрямившись от стола. Верхний листочек из папки про архиепископа наклеился мне на лоб.
— В Мудре готовить буду я, — буркнул свеженький, ромашковым мылом пахнущий Мелисандр, локализуя кухонный пожар. — Доброе утро.
— Доброе утро, Мел.
ГЛАВА 12. Ну же, Ноа!