Девка сгинула, а счастья нет. Сынок из дому без сетей ушел, вернулся – руки пусты, ноги заплетаются, песни поет. К лодочнику в гости ходил, говорит, а сам смеется да носом воздух тянет, вроде как принюхивается. Я как услышала – так и села: где ж это видано, чтоб человек к лодочнику в гости ходил, брагу с ним пил да еще веселым вернулся? Да зачем это Кобарду понадобилось? Выспрашивала, хитростью выманивала, и грозила, и плакала – не говорит. Так и уложила спать, ничего не вызнав.
А сама к реке пошла – посмотреть, что и как. Страха уже нет, привыкла. Тянет меня к воде, тишину с того берега послушать, на туман полюбоваться. Цветов синих набрала, да свернула с тропы за черной лозой. Слышу – в кустах кто-то ворочается. Ветви развела – а там лодочник, ножом машет, старается.
Ну, говорю, попался. Ты зачем прутья режешь? Хочешь тени раньше времени в село зазвать? Нехорошее задумал? Давай говори, о чем с сыном моим болтал, зачем брагой поил, а то позову мужиков – мигом на тот берег отправят! Тоже придумал – лодки заранее строить!
Рассказал лодочник, куда ж ему деваться. Узнают соседи, что тени зовет – за реку, может, и не отправят, а вот тень к воде подтянут, это точно. Рассказал, зачем Кобарду лодка. И что с Личи случилось – тоже рассказал. У меня сердце чуть не порвалось. Надо же, что сынок придумал – маму бросить, за девкой в чужие места сбежать!
Расплакалась я, на лодочника смотрю, что делать – не знаю, в голове одна тоска. Тут с реки водой пахнуло, цветы в руке сок пустили, зашевелились, будто подсказывают. Я лодочнику и говорю: ты лодку, так и быть, сделай, только хорошую, без вывертов. Чтоб на тот берег как по струнке плыла. Нам этого не надо – чтобы со своей тенью да в чужие места. Девка дурная придумала, сынок мой неразумный повторить норовит. Ничего не поделаешь – уж больно любил он ее. Ну да мамочку Кобард больше любит. Поспит сейчас, отдохнет и пойдет за рыбой. Ты, лодочник, не волнуйся – мы тебе хорошо заплатим. И веток побольше режь – лодку двойную будешь делать, чтоб мы с сынком поместились.