Тени заезжего балагана

С того места, где затаился принц, было хорошо видно подмостки. Над ними в несколько рядов висели бумажные фонарики, мягкий свет которых напомнил Тэцудзи, как они с братом и матушкой ходили в театр Кабуки. Ему вдруг, как наяву, послышались напевные речи актёров, шелест вееров и тихих смешков зрителей. Перед внутренним взором предстал Такаси, то и дело утиравший рукавом кимоно выступившие на глазах слёзы. Тэцудзи часто дразнил брата, что тот заливался слезами, когда его одолевал особенно сильный приступ хохота, за что часто получал нагоняй от матушки. Императрица нечасто журила Тэцудзи вслух: один лишь взгляд её строгих, изящно подведённых тушью глаз справлялся с усмирением младшего из принцев гораздо лучше пустых увещеваний.

Тэцудзи с трудом сглотнул подступивший к горлу комок. Славные были времена, жаль только, что возврата к ним больше не было…

С трудом отогнав от себя печальные мысли, Тэцудзи снова обратил свой взор на подмостки. По обеим сторонам сцены стояли расписанные огненными птицами ширмы — за ними скрывались уже выступившие артисты, а им на смену приходили новые. Когда трое танцоров в масках ушли, на сцену поднялись двое: старик с флейтой и девчушка, руки которой были плотно прижаты к телу. Приглядевшись получше, Тэцудзи понял, что у девочки не было рук вообще! Пустые рукава её алого кимоно, расшитого бабочками, безжизненно висели вдоль тела. Но когда девчушка принялась танцевать, рукава одеяния начали изящно виться, вторя её движениям. Под заунывную мелодию флейты она спела песню про героев таких стародавних лет, что даже имена их уже изгладились из народной памяти.

Но голосок у девчонки был, что надо — даже в столице редко встречались подобные дарования.

Следующей на сцену вышла дородная и коренастая женщина в настолько ярком и пёстром кимоно, что у Тэцудзи от неё зарябило в глазах. Следом за женщиной с утробным мявом выскочило с десяток разномастных кошек, которые, повинуясь одному лишь взмаху руки дрессировщицы, то прыгали, то вдруг замирали на месте, словно глиняные статуэтки.

Чем дольше Тэцудзи смотрел на набеленное лицо женщины, тем крепче росло в нём подозрение, что где-то он уже её видел. Когда одна из кошек не выполнила заданную команду, и дрессировщица прикрикнула на неё, Тэцудзи вдруг узнал ту самую дурно пахнущую тётку, которая приходила кормить его. Ну и ну, так она не просто прислуга, а артистка балагана! Теперь ясно, почему она так взбеленилась, когда Тэцудзи надумал сбежать. Видимо, как дрессировщице ей было досадно, что не сумела совладать с какой-то мартышкой.

Интересно, что бы она сказала, узнай, что на деле пыталась поймать не просто какую-то блохастую обезьяну, но наследного принца Тейсэна?

Артисты сменяли друг друга один за другим. Фокусники, жонглёры, танцоры с мечами и даже заклинатели огня — кого только не было в балагане на потеху собравшейся толпе! Даже принц с большим интересом наблюдал за представлением: давненько его так не увлекали яркие зрелища. Жаль только, что довелось их увидеть при столь неприятных обстоятельствах.

После того, как за расписными ширмами скрылся худощавый паренёк — ловкий акробат, который выделывал такие замысловатые фигуры, что порой принцу становилось боязно: а ну как сейчас он возьмёт и переломится пополам? — на подмостки вплыла женщина в белом.

Такой ослепительной белизной не мог похвастать даже снег, покрывавший вершины трехглавой горы Санхо. Хотя одеяние женщины было старомодным, с длинными, почти до пола, рукавами и широким поясом, носила она его с поистине королевской грацией. Лицо незнакомки скрывала женская маска, которую носили актёры театра Но. Глаза сквозь прорези сверкали так ярко, что их яростный блеск был заметен даже с того места, где притаился Тэцудзи.

Принц вдруг вспомнил слова духов о «белой ведьме», которой прислуживали все в балагане, и вздрогнул. Сомнений не было — речь шла именно об этой женщине, носившей только белое и скрывавшей лицо под маской.

Госпожа Тё…

Она воздела руки — длинные белые рукава одеяния взметнулись, словно подхваченные дуновением ветра, — и сильный и певучий голос ведьмы проник даже в самый отдалённый уголок балагана, достиг ушей и сердца каждого, кто с жадным вниманием не отрывал взгляда от подмостков.

— Мои дорогие! Рада приветствовать каждого из вас, кто пришёл поддержать наше сегодняшнее выступление. Без преувеличения скажу — этот балаган когда-то спас меня, дал надежду на новую жизнь. И теперь мы дарим её всем, кто отчаялся, всем, кто нуждается в поддержке. Радуйтесь! Это замечательное выступление мы посвятили вам — нашим зрителям!

Толпа взорвалась аплодисментами и ликующими криками. Но всего лишь один изящный взмах руки заставил людей затихнуть.

— Как ни грустно мне произносить эти слова, но наше представление подошло к концу, — продолжала госпожа Тё. — Когда мы только ехали в Ганрю, то не могли даже мечтать о том, что встретим здесь столь благодарных и отзывчивых зрителей. И за это я хочу отблагодарить троих из вас.