Тени заезжего балагана

Теперь же Ямада был бледен, тёмные брови сошлись над переносицей, отчего он стал казаться гораздо старше. Поймав взгляд Уми, монах едва заметно кивнул. Значит, всё получилось. Жаль, она не может сейчас обернуться к Араки и показать ему язык. Уми хотелось стереть наглую усмешку с мучительно красивого лица колдуна, которая — она чувствовала, — всё ещё играла на его губах…

Уми едва удалось сдержать порыв, чтобы не позвать Ямаду с собой на подмостки. Как странно: она знала этого человека всего ничего, но отчего-то доверяла ему, как одному из своих ближайших соратников. Была ли тому причиной объединившая их страшная тайна, за которую уже сложили головы люди — Уми не сомневалась, что каннуси Кодо и послушник Кайри были лишь вершиной погребального кургана, в основании которого покоился Глаз Великого Дракона. Или же дело было в чём-то ином — уж не в запретной ли колдовской силе?

Но Уми быстро преодолела сиюминутную слабость и отвела взгляд от Ямады. Монах всегда был внимателен — мог и почувствовать её смятение. Даже если госпожа Тё замышляет что-то недоброе, навредить Уми на глазах у стольких людей она вряд ли решится. К тому же, тайная полиция здесь, да и Ёсио начеку. Но чем ближе Уми подходила к подмосткам, тем заметнее дрожали руки. Пришлось спрятать их в рукава кимоно, чтобы никто ничего не заметил.

Стоявшая подле лестницы девочка-прислужница помогла подняться по ступенькам, и вот Уми оказалась на сцене. Госпожа Тё сидела на дзабутоне и, не отрываясь, смотрела на неё. Глаза тёмные и цепкие, словно старинный минерал, который впервые за много тысяч лет увидел солнце. В них не было ни затаённой злобы, ни хитрости — одно лишь холодное любопытство.

Проклятая метка на предплечье налилась свинцом и принялась болезненно пульсировать. Уми с трудом сдержала дрожь в занемевших пальцах. Ведьма не отрывала от неё взгляда, словно чуяла что-то…

А, может, и знала наверняка.

Мелькнувшая в уме догадка неприятно поразила Уми. Ей вдруг вспомнились слова Сана о работе в балагане и о том, кому именно прислуживали духи. Гадательнице. И вряд ли в балагане их было две…

Разорви её Владыка, она должна была раньше понять! О-Кин права: всему виной оказалась исполнявшая желание иредзуми. Она не просто пропала с руки Косого Эйкити — Уми каким-то непостижимым образом «перетянула» колдовство на себя.

Каннуси Дзиэн говорил про какие-то остаточные следы, которые оставляло колдовство. Могла ли проклятая метка быть таким следом? И значило ли это, что точно такие же метки остались на руках жителей Ганрю, после того как их желания вдруг «сказочным» образом осуществились?

Уми лихорадочно размышляла, что ей делать со всеми навалившимися на неё осознаниями. Она не понимала, чего хотела добиться колдунья в белом, и потому по-настоящему боялась её. Хотелось врасти ногами в дощатый пол подмостков — лишь бы не приближаться к госпоже Тё больше ни на шаг.

Но деваться было некуда: ловушка давно захлопнулась. Уми так глубоко увязла во всей этой истории, что теперь оставалось идти только вперёд.

Если она заставит госпожу Тё признаться в содеянном прямо здесь, при всех этих людях, — не имевших ни малейшего представления, что колдунья сотворила с ними, — при тайной полиции, которая могла хоть что-то противопоставить её злой магии, быть может, всё ещё закончится хорошо…

Опустившись на остававшийся свободным дзабутон, Уми произнесла, настолько громко, насколько смогла — так, чтобы её слова услышали хотя бы те, кто стоял в первых рядах:

— Прежде чем мы начнём, ответьте мне только на один вопрос, госпожа Тё. Поразившее меня проклятие — ваших рук дело?

Колдунья чуть склонила голову набок — похоже, слова пришлись ей по душе, хотя утверждать наверняка Уми не могла. Тяжело было делать какие-то выводы, не видя лица собеседника. Толпа обеспокоенно загудела — похоже, даже стоявшие поодаль услышали каждое сказанное Уми слово. Но она не отводила глаз от колдуньи — и та отвечала ей тем же.

— Смелая девочка, раз бросаешься обвинениями сразу, не юлишь, —госпожа Тё говорила тихо, голос её казался ещё более звучным и чарующим, чем когда разносился с подмостков. Стоило колдунье раскрыть рот, как среди зрителей повисла почти осязаемая тишина.

— Ты похожа на свою мать не только лицом, но и нравом, — добавила она, и умолкла, наслаждаясь нескрываемым изумлением на лице Уми.

— Откуда вы знаете?..

Смешок госпожи Тё был тише шороха листвы на ветру, и от него по спине скользнул неприятный холодок.

— Ты обещала, что задашь только один вопрос. А я смогу исполнить только одно твоё желание, не забывай.

— Пока что ответа я не получила даже на первый...

Но колдунья снова не дала ей договорить:

— Довольно пустых разговоров. Дай мне свою руку, Уми Хаяси.

Отчего-то она не смогла противиться словам госпожи Тё, хотя какой-то настойчивый голос — Уми так и не смогла понять, был ли это кто-то из зрителей, или голос этот слышала она одна, — умолял не делать этого. Всё ещё прижимая ноющее предплечье к груди, Уми протянула колдунье левую руку, на которой была иредзуми дракона, танцевавшего среди опадавших кленовых листьев.