Возвращаться в Хикоси не было смысла: на обратную дорогу, как и на поиски нового корабля, плывущего в Ганрю, могло понадобиться много времени, а вот его-то как раз у принца не было. Каждый день, проведённый в теле макаки, вытеснял из сердца Тэцудзи надежду на то, что он снова сумеет стать человеком. Жизнь во дворце начинала казаться ему далёким сном, о котором он слышал от кого-то другого…
Утолив голод незрелыми яблоками и горсткой орехов, которые удалось раздобыть неподалёку от места, где его оставил Оонамадзу, принц отправился на юго-восток – благо, что наставник в своё время хорошенько потрудился над тем, чтобы будущий правитель империи научился определять стороны света.
Тэцудзи двигался вдоль берега, стараясь не терять из виду положение солнца. Рана от клинка соломенной шляпы снова начала гореть: принцу пришлось сделать длительный привал, чтобы промыть рану в небольшом ключе, бьющем из-под земли, и неуклюже приладить повязку обратно – сделать это одной лапой оказалось трудной задачей.
Потом он снова пустился в путь, и уже до самых сумерек старался нигде не задерживаться. Тэцудзи не рассчитывал, что ему придётся идти до Ганрю пешком, но деваться было некуда. Он должен во что бы то ни стало добраться до горы Такаминэ и найти Ямамбу.
Пока окончательно не стемнело, принц как следует напился воды из речушки, впадавшей в озеро, и обустроился на широкой и крепкой ветке сосны. Он не знал, какие звери водились в этих лесах, поэтому стоило обезопасить себя от любых незваных гостей.
Лежать на твёрдой ветке поначалу было неудобно, но принц был так измучен тяготами, которые принёс с собой минувший день, что вскоре погрузился в сон.
Ему снилось, что они с матерью и братом снова приехали в Хокуген. Северная провинция империи всегда радушно встречала их: в честь императрицы, которая была родом из этих краёв, и её сыновей устраивали грандиозный праздник.
Тэцудзи никогда не имел ничего против шумных сборищ: ему нравилось быть в центре внимания. Но в этот раз почему-то хотелось побыть одному – шум празднества раздражал его. И потому, улучив минутку, принц выкрал из прихожей свои сандалии и отправился гулять по саду.
Тэцудзи совсем не думал о том, что скоро его будут искать, а матушка опять начнёт причитать, что он совсем её не любит и не бережёт. Принц вообще ни о чём не думал: он просто шагал по дикому саду и с наслаждением вдыхал густой и сладкий воздух, какой бывает только после дождя.
Чужой взгляд на себе он почувствовал сразу. Кто-то наблюдал за ним из густых зарослей жасмина. Приглядевшись получше, принц увидел, как легонько затрепетали ветки куста: словно тот, кто следил за ним, только что ускользнул прочь. Тэцудзи направился в ту сторону и вскоре вышел на небольшую прогалину, поросшую деревьями гинкго.
На каждой ветви рядком сидели горные макаки и не отрываясь смотрели на него. Принц никогда не видел столько зверей в одном месте. Да и вели они себя странно: обычно шумные и подвижные, на этот раз макаки сидели тихо, словно высеченные из камня изваяния. Только по тому, как они то и дело склоняли головы вбок, можно было понять, что звери были живыми.
Обезьяны молча взирали на Тэцудзи, словно чего-то от него ждали. Принц хотел было попятиться, но уткнулся спиной в нечто большое и мягкое.
Обернувшись, принц вздрогнул: позади него стоял высокий мужчина, чьё лицо было скрыто за обезьяньей маской.
– Добро пожаловать домой, – проговорил он и преклонил перед принцем колени.
Тэцудзи бросил взгляд на обезьян. Все они тоже согнулись в поклоне…
Впоследствии Тэцудзи не мог объяснить себе, что заставило его резко подскочить на месте и забиться подальше, к самому стволу дерева. По-видимому, звериное чутьё и впрямь оказалось не в пример лучше человеческого и потому предупредило о надвигавшейся беде даже раньше, чем принц сумел понять, что происходит.
Наваждение, навеянное странным сном, слетело с него так же быстро, как утренняя роса испаряется под набирающими силу лучами солнца. Сон оставил после себя лёгкое сожаление: если бы он протянулся чуточку дольше, быть может, Тэцудзи удалось бы понять его смысл…
Луна уже стояла высоко: Тэцудзи видел её яркий, пускай и пока ущербный диск, который внимательно смотрел на него с усыпанного звёздами неба.
Когда принц только устраивался на ночлег, он слышал, как где-то над его головой копошилось совиное семейство. Теперь же всё было тихо: смолк даже стрёкот цикад в высокой траве. Слышен был лишь плеск речушки в ночной тиши. Тэцудзи поёжился и обхватил себя лапами. Всё его нутро было напряжено до предела, предупреждая о том, что где-то неподалёку затаился враг.
Когда его задней лапы что-то легонько коснулось, принц вскрикнул и чуть было не потерял равновесие. Он вцепился когтями в ветвь сосны, и принялся озираться вокруг.
Перед глазами замельтешил ночной мотылёк. Принц с досадой отмахнулся от него – откуда насекомое вообще тут взялось? Обычно они летели на свет, но у принца при себе не было ничего, что могло бы привлечь мотылька…