Тени заезжего балагана

– Дайте Ямаде кисть и лист бумаги, – велела она управляющему, отчего его гаденькая улыбочка тут же увяла. – Он составит опись всех украденных вами вещей, а вы поставите под ней свою печать и обязуетесь вернуть их все в целости.

– Н-но…

– Вы сейчас не в том положении, чтобы спорить или выдвигать какие-то условия, – перебила его Уми. – Хватит с вас и того, что пока Аосаки-кай разрешает вам и вашей конторе работать дальше, пока идут разбирательства и поиск того, кто заключил с вами сделку. Не советую вам рассчитывать на большее.

Последняя фраза получилась намного более ядовитой, чем хотелось бы, но Уми была так зла, что не смогла сдержаться. Управляющий, похоже, понял, что спорить бесполезно, и потому покорно протянул подошедшему на место Уми монаху кисть, придвинул тушечницу и лист бумаги.

Когда опись была готова, а печать управляющего – проставлена, Уми произнесла:

– Мои братья из клана придут сюда в ближайшие пару часов. Так что в ваших же интересах как можно скорее собрать все вещи из этого списка. И чтобы без обмана – я лично проверю каждую вещицу. Если вы надумаете обмануть нас, то дальнейший наш разговор будет строиться по-другому...

***

Подобно цветению бамбука, которое разом охватывало весь лес, так и дурные новости не собирались чинно выстраиваться в очередь, а предпочитали наваливаться все разом. В добавок к имеющимся бедам Уми настигла ещё одна – причём с той стороны, откуда она ожидала меньше всего. Уж за клан Аосаки Уми всегда была спокойна: отец вёл дела твёрдой и порой жёсткой рукой. Вот уже много лет во всей провинции Тосан никто не осмеливался в открытую идти против Итиро Хаяси и его людей, ведь они изо дня в день продолжали доказывать, что способны поддерживать установленный порядок.

Но у якудза всегда было больше врагов, чем преданных сторонников. Оставалось лишь надеяться на то, что отец никогда не забывал об этом и всегда был готов дать достойный отпор противникам клана.

Желание поскорее добраться до особняка Окумуры, чтобы отыскать ответы хотя бы на часть довлевших над ней вопросов, гнало Уми вперёд. Она видела, что Ямада несколько раз порывался заговорить с ней, но всякий раз, когда монах открывал рот, его словно что-то останавливало, и он продолжал молча шагать рядом с ней.

Наконец Ямаде, похоже, удалось преодолеть робость, потому как на подходе к особняку градоправителя он проговорил:

– Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.

– Пустяки, – буркнула Уми. Для неё это и впрямь не представляло никакого труда. Куда ценнее было то, что она узнала от управляющего.

– Для меня это совсем не пустяк, – возразил Ямада, и Уми с удивлённо покосилась на него. – Последним человеком, который заступался за меня, был покойный учитель, да обретёт его душа покой в Стране Корней. Поэтому я не смел и надеяться, что однажды снова смогу испытать это чувство.

– Какое? – невольно заинтересовалась Уми.

– Заботу, – бесхитростно ответил монах, и отчего-то Уми стало неловко. Она отвернулась, не желая выказывать своё смущение, и продолжила путь.

Чувство общности с Ямадой, охватившее её в доходном доме, растаяло так же быстро, как и появилось – теперь Уми со всею полнотой ощущала, что они с монахом принадлежали к разным мирам. Между служителем Дракона и дочерью якудза связующим звеном оказалась лишь сила, которая протекала через них обоих – и только. Когда Ямада поможет Уми снять проклятие, он покинет Ганрю – возможно, навсегда. А Уми останется в Аосаки-кай, останется в Ганрю. Потому что так должно быть. Потому что её место – среди семьи.

Заходить в особняк градоправителя с парадного входа было бы верхом неразумия: даже одолеваемая злостью от услышанного в доходном доме, Уми не потеряла способности мыслить здраво. Оба высокие и крупные, они с Ямадой были довольно приметной парой, и потому мелькать у ворот особняка Окумуры и привлекать к себе ненужного внимания не стоило.

Поэтому Уми сразу направилась к чёрному ходу, предназначенному только для слуг. На стук в ворота поначалу долго никто не отзывался: должно быть, никого из прислуги поблизости не было. Но после того, как за дело взялся Ямада и пару раз оглушительно треснул по воротине (Уми даже показалось на миг, что могучий кулак монаха пробьёт створку насквозь), в отдалении послышались чьи-то торопливые шаги.

– Кого там принесло дурным ветром? – раздался ворчливый голос.

Створка приоткрылась, и глазам незваных гостей предстало осунувшееся и бледное лицо немолодой уже служанки, которую звали Масако. Она работала у градоправителя не так давно, но Уми часто навещала дядюшку в особняке, и потому служанка сразу узнала её.

– Молодая госпожа Хаяси! – воскликнула она. – Что вы здесь делаете?

– Пришла попрощаться с дядюшкой, – слова дались Уми нелегко, и потому она решила отвлечь внимание Масако, кивнув в сторону Ямады. – Привела вот каннуси, чтобы он провёл необходимые обряды.