Тени заезжего балагана

Ей хотелось сказать, что всё только начинается, но с онемевших губ и на сей раз не сорвалось ни звука. Оставалось лишь смотреть на Ёсио и надеяться, что он поймёт. Что почувствует через всю разделявшую их тьму её пристальный взгляд и будет по-прежнему начеку…

Первые холодные капли упали прямо в безвольно обращённую к небу ладонь. Люди верили, что такие капли срывались прямо с чешуи Сэйрю, когда он приносил дождь и пролетал, прячась за облаками. В детстве Уми любила высматривать в небе Дракона — однажды ей даже показалось, что она видела длинное и блестящее, напоминавшее расшитую жемчугом ленту, туловище Владыки. Оно быстро скрылось в вышине, но Уми отчего-то хотелось верить, что ей не привиделось, что Дракон и правда явил себя только для неё одной, чтобы утешить.

Ведь в тот дождливый день мать бросила их…

Теперь же небо застилала такая чернота, что ничего было не разглядеть даже у себя под носом. Гроза разразилась и изливала на Ганрю всю свою горечь. Вспыхнула молния, отразившись в злых глазах Ёсио. Похожий взгляд она видела вчера в игорном доме, когда он ударил Косого Эйкити.

Вчера… Подумать только, всё началось только вчера. А кажется, будто прошла и закончилась уже целая жизнь…

Ёсио вдруг крепко прижал её к себе. От него пахло потом и кровью, на плече змеилось несколько рваных ран, словно кто-то вцепился в него ногтями. Кровь уже подсохла, но Уми казалось, что раны сочатся тьмой — как и проклятая метка в её видении.

Уж не наваждение ли Ёсио, не морок ли, насланный ведьмой, чтобы поглумиться над Уми? Дать иллюзию того, что ты можешь сбежать, а потом отнять эту возможность в самый последний момент…

Уми помнила, что пальцы ведьмы, вцепившиеся ей в руку, были ледяными, как хватка самой смерти. Но Ёсио тяжело дышал, в груди билось живое сердце. Значит, всё-таки настоящий. Значит, всё происходит взаправду, а не навеяно страшной магией госпожи Тё.

— Я отомщу ей за то, что она с тобой сделала, — горячо прошептал Ёсио, щекоча дыханием ухо, и от его слов внутри Уми словно что-то оборвалось.

Нет, хотела закричать она. Не надо! Ты не справишься с ней! Как бы ни был силён, ты всего лишь человек. А она… Она…

Уми пока самой себе не могла объяснить, что почувствовала, оказавшись к ведьме так близко. Но одно могла утверждать с полной уверенностью. Госпожа Тё была кем угодно — древним мстительным духом или кровожадным ками, но только не человеком.

Если Ёсио бросит ей вызов, она уничтожит его.

Ёсио Морита

Уми не двигалась и не говорила — лишь смотрела на него так, что Ёсио, всю жизнь считавший себя бессердечным, ощущал, что оно всё-таки разбилось — его сердце, — да на такие мелкие осколки, что не собрать, не поранив рук.

Он пытался усадить её на лошадь — прислонить к шее животного, чтобы следом запрыгнуть в седло самому и умчаться отсюда как можно дальше. Желательно, туда, где Уми смогли бы помочь. Что эта дрянь сотворила с его невестой?! Ёсио готов был самолично свернуть ведьме в маске её тощую шею, но с горечью сознавал — трижды прав был этот проклятый монах, когда говорил, что против духов и колдовства обычной грубой силой много не навоюешь…

Ёсио ненавидел ощущать собственное бессилие — ненавидел едва ли не больше, чем нищету и презрение, которых сполна нахлебался за всю свою недолгую жизнь. Из нищеты ему непосильным трудом удалось вырваться, когда он оказался в клане Аосаки, а презрение тех, кто считал его за говорящий мусор под ногами — почти полностью стереть из памяти. Почти.

Ёсио Морита никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. Эти слова могли бы подтвердить те, кто оставил ему в подарок шрам на пол-лица. Вот только эти ублюдки уже лет десять как кормили раков на дне Ито — Ёсио самолично зарезал каждого из них. А голову зачинщика подложил на домашний алтарь другому своему злопыхателю: чтобы подумал ещё раз, прежде чем сводить кровавые счёты.

Жаль, с ведьмой нельзя поступить так же…

Когда она только вызывала Уми к себе, Ёсио сразу почуял неладное. С чем-чем, а с чутьём у него всегда было всё в порядке — иначе не прожил бы так долго на улице, не продержался бы, если бы не умел считывать угрозу, когда лишь первые её отголоски только начинали витать в воздухе, отражаться на дне глаз противника, проскальзывать в на первый взгляд ничего не значащих словах и фразах. О, об угрозах Ёсио знал поболее некоторых — даром, что большую часть своих дел предпочитал вести, держа людей в почтительном страхе. Иначе не будут уважать. Иначе сдадут с потрохами при первой же сраной возможности.

А от этой ведьмы в белом исходила не просто угроза. Она всем существом своим внушала страх даже Ёсио, который боялся не так уж и многого. Да почти ничего, можно сказать — чего может бояться тот, кто видел собственную смерть? Он ведь почти умер в ту ночь, когда его порезал ублюдок Хонда со своими дружками, чуть не истёк кровью. Не найди его тогда в вонючей подворотне кто-то из клана Аосаки, то он так бы и сдох. Не иначе, как кто-то отмолил его никчёмную душу у Владыки — и на том, как говорится, спасибо.