Теннисные мячи для профессионалов

«Он оглянулся, исчез и отсутствовал минут семь, может, больше. На этот раз он меня явно не видел. Я стоял не шелохнувшись. Потом он появился снова, он нес что-то длинное, плохо различимое в темноте; оглядевшись, бросил рядом с забором. Когда шаги его не стали слышны, я подошел: в траве лежал багор, наподобие пожарного. Я забыл, что у людей свои корысти, дела. Когда-нибудь мы посмеемся над перипетиями этой ночи…»

«Чтобы проследить путь Ланца в ту ночь, надо знать дом, в котором жила Анастасия…» Взгляд Денисова привычно цеплялся за знакомые абзацы, он читал их несколько раз, думая о том, как вырваться из порочного круга.

Многое, наверное, могла бы прояснить запись на странице, низ которой был оборван:

«Перст судьбы — он племянник…»

Возможно, Ланц сам оторвал край, невольно унеся разгадку тайны.

«Кто племянник? Чей? Почему слово, «племянник» выделено? В чем погибший заметил указание провидения?» Возникало множество вопросов.

Впрочем, в том, что странице с записью нанесен ущерб, Денисов тоже видел перст судьбы. Если документ или другое письменное доказательство оказывалось поврежденным даже частично — фамилия либо дата — в зависимости от того, что было важнее для следствия, — а чаще и то, и другое, как правило, обязательно оказывались уничтоженными. Многочисленные враги свирепого бога уголовного розыска всегда поспевали первыми.

Другое — то, что допускало многочисленные истолкования, не давало прямого выхода на цель — оставалось неповрежденным. Так было и в этот раз.

Он убрал рукопись, снова перелистал не полученную На-стасьевой корреспонденцию.

Одна из фраз в открытке при повторном чтении показалась любопытной:

«…слышится тугой звук нежно-зеленоватых пушистых мячей…»

Поначалу он и сам не мог себе объяснить, что в ней.

Молоденькая официантка поднялась, чтобы убрать со стола, в кофейной работали одни практикантки.

Денисов вышел, сразу почувствовал себя как у раскаленной печи. Жара еще больше усилилась. Люди возвращались с пляжа, несли на руках сонных разомлевших детей.

На рынке торговали персиками, луком; рядом в комиссионной палатке было прохладно, витрины предлагали мед и некрупную фасоль, охотников до них не предвиделось. Молодая продавщица смотрела в окно, отсюда была видна главная улица — пустоту ее время от времени нарушала какая-нибудь из машин, направляющаяся в Феодосию или Судак.

Денисов продолжал думать о строчке в почтовой карточке.

Его жизнь никогда не была связана с теннисом, хотя на фабрике у Лины присланный откуда-то по окончании института энтузиаст на первых порах организовал секцию, и Лина записала обоих. Но энтузиаст вскоре перешел на новое место, секция распалась, Денисов так и не был ни на одном занятии.

Правда, еще раньше, когда жили в Булатникове и ему приходилось возвращаться домой пустынной дорожкой по ночам одному, он примерно с год таскал в руке упругий сероватый мячик — развивал кисть.

У междугородных автоматов снова стояла очередь, Денисов подошел к дереву, заменявшему доску объявлений.

«Старик, — появилось новое сообщение. — Звонил Анатолий…»

Записку «Приезжают завтра» сменил чистый клочок бумаги, поднятый на ту же двух с половиной метровую высоту.

«По-видимому, знак о том, что депеша получена…» — подумал Денисов, поворачивая к себе.

Бабуся-сторож в воротах Дома творчества признала его: едва Денисов полез в карман, закричала приветливо:

— Ходы так! Ишо два дежурства. У кино, у душ… Гуляй!

Он спрятал пропуск.

На территории Дома творчества жара чувствовалась не так сильно. Вокруг деревья. В центре, рядом с авиакассой, группа отдыхающих ждала кассира, все знали друг друга -неспешно что-то обсуждали. С киноафиши за ними следили внимательные глаза Исаева-Штирлица.

Денисов свернул на боковую аллею. С расположенного поблизости теннисного корта все время, пока он двигался от входа, доносились короткие тугие удары, о которых писал Ланц.

У корта Денисов остановился.

«Ланц полюбил все, связанное с Анастасией, — подумал он, — и от этого взгляд его становился иногда необыкновенно острым и изобретательным…»

Кроме игроков, за сеткой было немало наблюдавших. Скамью занимали несколько молодых женщин, здесь тоже все были знакомы между собой, весело перешучивались.

Среди игравших Денисов увидел Мацея, поэт играл в паре с худощавым, в очках, блондином, занимавшимся йогой на пляже. Игра у Мацея не ладилась, партнер делал вид, что его это не трогает, бесстрастность, однако, давалась ему с трудом.

Денисов подождал, пока Мацей и его партнер проиграли, -это не заняло много времени.