– Да, так писали в Халдее, которую греки называли Вавилонией. Если быть точным, это было во времена одиннадцатой вавилонской династии, шестой век до нашей эры.
– Но если табличка, как утверждают, написана самим Тотом или даже Гермесом Трисмегистом, почему они использовали халдейскую клинопись, а не египетские иероглифы?
– Прекрасный вопрос, мисс Тео. Все наши современные переводы текста таблички сделаны со средневековых латинских или арабских копий оригинала.
– А сейчас кто-нибудь умеет читать по-халдейски? – спросила я.
– Буквально горсточка ученых, – ответил Стилтон. – Но и они смогли расшифровать халдейскую клинопись всего несколько десятилетий назад, так что подлинный текст на табличке никто из них никогда не видел.
– Что делает ее еще более ценной с научной точки зрения, – задумчиво сказала я.
– Многие исследователи считают, что написанная на табличке формула не работает именно из-за неточностей в переводе. Кто знает, что может дать истинный, абсолютно верный перевод? – сказал Стилтон, и его глаза заблестели так, словно он уже видел перед собой груды золота.
– Стилтон, – начала я, но не договорила, услышав, как меня по имени окликнул Генри.
Увидев Генри, Стилтон поспешно попрощался и вышел. Черт побери! Сегодня здесь такое плотное движение, будто это не библиотека, а вокзал Чаринг-кросс. Генри едва дождался ухода Стилтона, брата буквально распирало от желания поделиться новостями.
– Ну, что скажешь, Генри?
– Ты оказалась права, Тео! Фагенбуш действительно что-то замышляет!
– В самом деле? – Какое счастье, что мы его наконец-то подловили! – И что же тебе удалось выяснить?
– Ну, понимаешь, он как-то странно ведет себя. Все время дергается, нервничает. Сядет, и тут же вскочит, и начинает метаться из угла в угол.
– О, – разочарованно вздохнула я. Увы, ничего Фагенбуш не замышляет, просто у него песок в штанах. Проклятие, которое он подцепил от того стула. Однако Генри отлично справился с заданием, поэтому не стану я его расстраивать, пусть радуется. Я взглянула на настенные часы и воскликнула: – О, боже! Я едва не прозевала свидание с Уиллом.
– Мы встречаемся с Уиллом? – встрепенулся Генри.
– Да, сегодня, в парке.
Об этом свидании я с Уиллом договорилась еще до того, как получила нагоняй от Вигмера, и не могла не прийти на эту встречу. В конце концов, необходимо объяснить Уиллу, что произошло.
Пока я складывала книги, Генри принялся что-то искать на полу.
– Что ты там ищешь? – спросила я. – Нам пора идти.
– Хотел взять с собой в парк мраморные шарики, а их нет нигде. Куда ты их спрятала?
– Я? Не смеши меня. Я их не трогала.
– Но я оставил их здесь, – набычился Генри.
– Может, это тебе просто показалось, – ответила я и добавила, не желая вступать в перепалку: – Я ухожу. Ты идешь со мной или нет?
Генри поднялся, сунул руки в карманы и буркнул, пнув ногой пол:
– Иду.
Глава десятая. Прогулка в парке
Погода выдалась как на заказ. Был один из тех редких весенних дней, когда над Лондоном открылось прозрачное голубое небо и ярко светило солнце. По дороге в парк я сочиняла в уме короткое связное сообщение, которое собиралась передать Вигмеру. Задача оказалась непростой, потому что Генри подскакивал от нетерпения и буквально засыпал меня вопросами: «Как ты думаешь, Уилл помнит меня?» (Конечно, Генри), «Как ты думаешь, он научит меня чистить карманы?» (Искренне надеюсь, что нет, Генри) – и так далее, до бесконечности. В итоге я пришла в парк, так и не сочинив своего послания.
Поскольку, как я уже сказала, погода была прекрасной, в парке гуляла стайка мальчишек. Отлично. Теперь Генри точно найдет, чем ему здесь заняться.
Я осмотрела эту мальчишечью стайку, прикидывая, под кого сегодня мог замаскироваться Уилл – если вообще решил замаскироваться. В стайке, правда, был один трубочист, но не Уилл – слишком маленький. И ярко-рыжий, между прочим. А затем от стайки отделился и пошел навстречу нам мальчишка постарше, и я сразу узнала сияющие под козырьком старой кепки синие глаза Уилла.
– Привет, мисс!
– Уилл! Ты пришел! По пути были сложности?
– Нет, мисс, никаких затруднений.
– Отлично. Ты помнишь моего брата Генри?
– Еще бы! Как я могу забыть те вертушки, которые он запускал в прошлый раз?
Генри просиял. Вряд ли Уилл мог сказать что-нибудь более приятное для него. Оглянувшись по сторонам, я заметила, что остальные мальчишки из той стайки прекратили играть и смотрят на нас.
– Тут много посторонних глаз, – заметила я, понизив голос.
– Это не посторонние, – махнул рукой Уилл. – Это мои братья.
– Как, – я быстро пересчитала мальчишек, – все шестеро?
– Ага. С Сопляком и Крысенышем ты уже знакома.
Да, Сопляка я знала, хотя никогда еще не видела его без огромного котелка на голове. Крысеныш… его я встречала до этого только в полумраке зрительного зала в театре Альказар да измазанным сажей на борту «Дредноута».
– Крысеныша легко запомнить, ведь он очень похож на крысу, верно, мисс?