Теофил Норт

Меня смущало, что благодаря неутомимому перу Флоры Диленд я стал на Авеню предметом незаслуженного любопытства. Как я уже рассказывал, она без промедления постаралась расположить к себе Ньюпорт. Она заворожила своих читателей по всей стране (и местных) рассказами о Девяти городах, о роскошных деревьях острова Акуиднек и о чудесах дома Уикоффов. Я еще несколько раз посетил «Кулик», но цветок нашей дружбы увял: она меня пилила, а потом поссорилась со мной. Ей было невдомек, почему я не лезу из кожи вон, чтобы стать светской знаменитостью в «коттеджах» — по-видимому, с ней на буксире. Я твердо сказал ей, что не принимаю никаких приглашений и никогда не приму. Но прежде чем мы расстались совсем, она напечатала шестую статью — яркую картину культурного возрождения, совершившегося в этом земном раю. Статья была послана мне, но я удосужился прочесть ее лишь много позже. Не называя меня, она писала о невероятно ученом молодом человеке, который стал «гвоздем» летнего сезона и читает Гомера, Гете, Данте и Шекспира старым и молодым. Он воскресил Клуб Браунинга, а его французские утренники превращают пляж Бейли в пустыню. Статья открывалась презрительным опровержением шутки двадцатилетней давности насчет того, что «ньюпортские дамы никогда не слышали первого акта оперы и не прочли второй половины книги». Ньюпорт всегда был и остается, утверждала она, одним из самых просвещенных городов страны, второй родиной Джорджа Бэнкрофта, Лонгфелло, Лоуэлла, Генри Джеймса, Эдит Уортон и миссис Эдвард Венебл, автора прочувствованного сборника стихов «Сны в Акуиднекском саду».

Не знал я в то время и другой, менее лестной причины, сделавшей меня в этих кругах предметом почти болезненного любопытства.

В доме было заведено, что около полуночи гости доктора Босворта приходили в кабинет, чтобы вторично попрощаться со знаменитым хозяином. Стараясь стушеваться — это стало моей линией поведения, — я держался у стены. Миссис Босворт с ними не входила, но доктор Босворт и Персис не забывали представить меня каждому новому гостю. Среди них были те, кто прибегал к моим услугам; мисс Уикофф лучезарно улыбалась мне, Бодо (частый гость) по-братски и без изящества приветствовал меня на немецком языке. Незнакомые дамы сообщали мне об успехах своих детей:

— Благодаря вам, мистер Норт, мой Майкл воспылал желанием стать чемпионом по теннису.

Миссис Венебл:

— Бодо говорит, что вы читаете епископа Беркли, — какая прелесть!

Еще кто-то:

— Мистер Норт, мистер Уэллер и я даем в субботу небольшой бал. По какому адресу можно прислать вам приглашение?

— Сердечно вас благодарю, миссис Уэллер, но дни у меня настолько загружены, что я не в состоянии нигде бывать.

— Ни на каких вечерах?

— Да — большое вам спасибо, — ни на каких.

Еще кто-то:

— Мистер Норт, мне не поздно вступить в ваше Общество Роберта Браунинга? Я обожаю Браунингов.

— Мне ничего не известно о существовании Общества Браунинга в Ньюпорте.

— Вот как?.. Вот как? Наверно, меня ввели в заблуждение.

Фенвики, с которыми вы познакомитесь позже, были очень сердечны и улыбались заговорщицки. Я был представлен родителям Дианы Белл, не признавшим во мне знакомца. Я наклонился к миссис Белл и сказал тихим голосом, по очень внятно: «Я дважды посылал мистеру Беллу счет за услуги, о которых мы договаривались. Если он не оплатит мой счет, я расскажу всю историю мисс Флоре Диленд, и шестьдесят миллионов американцев узнают о том, как украли чужое письмо. Всего доброго, миссис Белл».

Это было низко; это было недостойно йейлца. Она смотрела прямо перед собой, но счет был оплачен. Кто хочет быть джентльменом — пусть будет!

В числе других гостей я знакомился со все новыми и новыми членами клана Босвортов: с мистером и миссис Кассиус Марселлус Леффингвелл и их старшими детьми; с Эдвардом Босвортом, его супругой и старшими детьми; с Ньютоном Босвортом, его супругой и детьми. Все дамы подавали мне руку и объявляли, что счастливы со мной познакомиться; джентльмены же не только не подавали руки, но еще смотрели на меня как на пустое место или поворачивались спиной. Не раз столкнувшись с такой враждебностью, я понял, что Гулливеру на острове Акуиднек открылась новая сторона местных нравов, заслуживающая более пристального внимания.