В «Девяти фронтонах» мне было неуютно. Я приехал в Ньюпорт для того, чтобы наблюдать не вмешиваясь. В доме же Босвортов я смутно ощущал, что рискую стать действующим лицом в перипетиях на манер поздней елизаветинской драмы. Я уже нажил здесь двух врагов: Виллис меня не переносил; а когда я проходил в холле мимо миссис Босворт, она слегка наклоняла голову, по взгляд ее говорил: «Берегитесь, молодой человек, мы вашу игру раскрыли…» Со дня на день я собирался бросить эту работу. Но мне было приятно читать епископа Беркли; мне было приятно все время вспоминать вместе с доктором Босвортом Ньюпорт XVIII века, лежавший в полумиле от того места, где мы занимались. Меня очень интересовала Персис, миссис Теннисон, хотя я не был ей представлен. Она поглядывала на меня озадаченно и с недоверием. Я удивлялся, как она может жить круглый год в доме, которым правит ее мстительная «тетя Салли». Больше всего меня вдохновляла нелепая мечта хозяина собрать здесь величайших мыслителей современности — мечта, которую он мог поведать только шепотом. Я прожил четыре с половиной мирных года в Нью-Джерси, где не было ни фантазий, ни опасностей, ни демонов, ни безумцев, — и очень мало возможностей испытать и попробовать себя на тех поприщах, мечты о которых дремали в душе. Я не отказался от места.
Я сам по неразумению сделал шаг, еще глубже вовлекший меня в события. Мы читали вслух собственный доктора Босворта труд «Некоторые здания XVIII века в Род-Айленде». Закончив главу, содержавшую подробное описание «Уайтхолла» епископа Беркли, я выразил свое восхищение искусством автора; потом добавил:
— Доктор Босворт, для меня было бы большой честью посетить этот дом вместе с вами. Нельзя ли как-нибудь днем съездить посмотреть его?
Ответом было молчание. Я поднял голову и встретил его пытливый жалобный взгляд.
— Конечно, мне бы тоже хотелось. Я думал, вы понимаете… Это препятствие… Я не могу покинуть дом больше чем на четверть часа. Я могу немножко погулять по саду. Я никогда не выйду из этого дома. Я здесь умру.
Я ответил ему тем безмятежным взглядом, который взял на вооружение в армии, где абсурд не знает границ и мы, мелкая сошка, не можем защититься иначе, как изображая непроходимую тупость. Про себя я подумал: «Он не в своем уме. Он свихнулся». Мы нередко просиживали в его кабинете по три часа кряду, после чего он не спеша провожал меня до выхода. И сейчас я думал лишь о том, что не желаю слышать о его затруднениях больше ни слова. Я не желал видеть этого умоляющего, тоскливого, покорного выражения на его лице. Я ему не врач. Я не знаю, кто я такой, но доктор Босворт плохо разбирался в людях. Он полагал, что мне можно поплакаться. Найдя такого собеседника, несчастный человек не способен держать язык за зубами, и вскоре мне пришлось выслушать всю эту дурацкую смехотворную историю.
Но здесь я должен прервать повествование.
Я должен объяснить, почему (я выяснил это вскоре) мои встречи с гостями после обедов у доктора Босворта были так не похожи одна на другую.
Я по-прежнему с удовольствием проводил свободные вечера в пансионе миссис Крэнстон, который жил предстоящим возвращением Эдвины. Генри по-прежнему демонстрировал нам открытки, где рассказывалось о китах, грозных штормах, летучих рыбах и красотах Подветренных островов. Беседы текли плавно. Я по большей части играл роль благодарной аудитории. О своей деятельности сообщал лишь в общих чертах, стараясь называть поменьше фамилий. После ухода других дам миссис Крэнстон иногда давала нам поблажку, разрешая звать друг друга по имени. Обычно с нами сидел мистер Гриффин, в состоянии напряженной задумчивости или пустоты, время от времени приводя нас в восторг внезапным и диковинным умозаключением. Многие размышления миссис Крэнстон очень обогатили мой Дневник.
— Уиткомы! — восклицала миссис Крэнстон. — Вот вам, Генри, еще один пример Почетного Караула. Ох, как жалко, что с нами нет Эдвины, она бы объяснила Тедди свою теорию Почетного Караула. Расскажите вы, Генри. Я сегодня устала. Расскажите — я знаю, ему будет интересно.
— Вы остановите меня, мадам, если меня немного занесет, как иногда бывает?.. Значит, таким путем, дружище: в Ньюпорте есть десяток домов, где живет пожилая персона мужского или женского пола, которая сидит на куче денег…
— Двадцать домов, Генри,
— Благодарю вас, мадам. Ну, назовем эту персону Старым Моголем — некоторые говорят Монгол, как вам больше нравится. Ньюпорт — единственное место в стране, где богатые старики живут дольше, чем богатые старухи. Это заметили вы, миссис Крэнстон.
— Да, по-моему, это так. Убивает светская жизнь. Старики просто удаляются к себе наверх. Никто еще не видел, чтобы старуха добровольно удалилась от светской жизни.