Теофизика... и Бог-внук

Ступеньками были прохладные крепкие скобы, торчащие из стены бетонного колодца. Перекувыркнувшись через голову, мальчик повис на руках, а потом нащупал ногами опору.

— Спускайся вниз, я сейчас люк прикрою, — невнятно пробормотали сверху и заляпанные кирзовые сапоги чуть не отдавили мальчику руки. Он поспешно спустился на несколько скоб-ступенек, боясь посмотреть вниз. Что-то проскрежетало и глухо стукнуло. Лучик тусклого света окончательно умер.

— Осторожнее там, не грохнись в темноте, — просипели сверху. — А вот и твои дружки пожаловали…

Наверху глухо топали и орали. Что-то бухнуло. Затем чьи-то ноги прогрохотали по пластику. Обливаясь потом, мальчик судорожно вцепился за скобы и затравленно прислушался.

— Ты там живой?

— Да, — выдавил мальчик.

— Ну, так и спускайся вниз! Мало ли что? Вдруг им удастся этот люк найти и захочется сюда заглянуть? Ногами только ощупывай — там есть место, где одной ступеньки не хватает. До пола метров пять, так что не падай, — бородатый посопел и добавил. — Да не дрожи ты!

В голосе чувствовалась досада. Вроде, как мама когда-то сердилась, когда на ночь её маленький сын просил задёрнуть шторы в спальне. За окном качалась злобная на вид старая берёза, растопырив длинные корявые пальцы-ветви. «Ну, берёза же! Хорошая берёза, высокая! Чего ты? Прямо, как лялька маленькая!»

«А пёс? — подумал мальчик. — Удрал, наверняка удрал». Ему вдруг стало жаль своего нового спутника. Предыдущей ночью пёс свернулся клубком совсем рядышком, а утром мальчик обнаружил, что спит с ним в обнимку.

— Собака-то твоя была? — спросил его старик. На лбу его загорелся яркий фонарик. Эти фонарики надеваются прямо на голову, на ремешке. Мальчик видел такие штуки, но самому так и не удалось раздобыть. Да и батарейки к ним, наверное, тоже достать было невозможно… во всяком случае, когда ты ещё мал и один бредёшь по огромному страшному городу.

— Нет. Просто пристал ко мне. Вчера.

Мальчик осторожно встал на бетонный пол. Он ожидал, что ноги его утонут в мокрой грязи, но было довольно сухо. Во всяком случае, кроссовки не промокли. Старик, сопя, спустился с лестницы.

— Теперь слушай сюда, малец. Мы сейчас пройдём метров сто и вылезем в развалинах. Там надо вести себя тихо и осторожно, как мышки, понял? И вообще — идти аккуратно. Ты один? Или кто-то тебя ждёт наверху?

— Один.

— То есть, никто тебя искать не будет, так?

— Нет, никто.

— Ну и ладно. Тогда в твоих же интересах помалкивать и идти со мной. Есть где отдохнуть, поесть и поговорить. А пока — тс-с-с! Согласен?

— Я тихо буду идти…

Они вылезли через полуоткрытый люк где-то среди нагромождения закопчённых бетонных плит. Солнце опустилось ещё ниже и в развалинах начинали свою таинственную жизнь сумерки. Вогруг поскрипывало; дребезжал на вечернем ветерке лист кровельной жести; в одном месте над россыпью бетонной крошки наивно торчали несколько зелёных кустиков. Наверное, уцелевший при пожаре и обрушении тополь упрямо прорастал сквозь нагромождение бывших стен. Беглецы прошли совсем немного и уже нырнули в поросший травою лаз, образованный несколькими обломками лестничных пролётов, как откуда-то из лабиринта руин вылетел пёс и закрутил хвостом, увидев мальчика.

— Надеюсь, он сам нас нашёл, — пробормотал старик. Мальчик увидел в его руке пистолет. Пёс боком протиснулся к мальчику, — он явно не доверял старику, — и лизнул запястье. — Ладно, вроде, всё тихо. Пошли, животинка. Только не вздумай лаять… слышь, пацан, если он гавкнет, то я его сразу пришибу, понял?

Мальчик закивал головой. Он обнял пса за шею и прошептал ему в лохматое ухо: «Тихо, Рикки, тихо! Понял?» Ему казалось, что это имя более всего подходит для смешной дворняги. Почему? Он и сам не знал. Пёс облизал ему щёку. Казалось, он был совсем не против быть паинькой по имени Рикки.

Все трое проползли внутрь прохода. Стало просторнее. Можно было подняться с четверенек на ноги. Похоже, что обломки прикрывали вход в подвал. Мальчик смутно вспомнил, что когда-то видел такие подвалы в подъездах старого дома, который мама называла «хрущобкой». Того самого, что стоял напротив их с мамой большого и белоснежного дома с подземным гаражом и охранником при шлагбауме. При входе в «хрущобу» слева всегда была оцинкованная дверь, как правило, с огромным висячим замком. Сейчас такая дверь была тоже закрыта, но старик достал большой ключ и бесшумно открыл врезанный в дверь замок.

— Петли смазаны, замок смазан, — бормотал он. — Хорошо, что я третьего дня здесь всё в порядок привёл…

Всё-таки чудной старик, опасный.

Однако, устало шагая вслед за странным стариком, мальчик подумал, что уж чему быть — того не миновать. Так когда-то говорила его няня. Видимо, и впрямь наставали странные времена. Судите сами, непонятности шли одна за другой. Собака, мгновенно привязавшаяся к нему и вполне добродушная, — раз. Два — это куча нализавшихся придурков, которые ни с того ни с сего погнались за мальчишкой, почти уже прошмыгнувшим мимо. И главное, — три, — непонятный старик, зачем-то помогающий ему спрятаться. От всего этого голова шла кругом. И очень хотелось есть.