Теология. Введение в богословские дисциплины

Заповедь о любви как единственная христианская заповедь в абсолютном смысле, объемлющая все прочие: И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим [Втор 6:5]: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего своего как самого себя [Лев 19:18]; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Матфей 22:35–40). Триединая заповедь о любви при приоритете любви к Богу (любовь к Богу как корень истинной любви к себе и к ближнему; невозможность истинной любви к себе без любви к Богу и ближнему и к ближнему без любви к Богу и истинной любви к себе). Онтологическая укорененность заповеди о любви в самом учении о Св. Троице, по которому Бог есть любовь (1 Ин. 4:8)[143]. Некоторые выражения «невыразимой» любви к Богу во внутреннем бого-служении (благоговение, благодарение, неотступная память о Боге, боязнь лишиться милости Божией, полная преданность в волю Божию) и внешнем (участие в богослужении общественном и «частном»[144]). Интенции истинной любви к самому себе в последовательности: попечение о воспитании добродетелей, о своей душе и ее способностях (разум, воля, совесть и другие), о теле, о внешних благах (собственность, общественное положение, честь и достоинство)[145]. Интенции любви к ближнему как полная «симметрия» интенциям истинной любви к себе (возлюби ближнего своего как самого себя). Любовь и долг: обязанности семейные (в отношениях супругов, родителей и детей), церковные (в отношениях пастырей и пасомых), общественные (в отношениях гражданских).

«Конечные» перспективы бесконечного духовного совершенства в обóжении в контексте триадологии [Лекция 5]. Уподобление Богу-Отцу: Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Матфей 5:48). Вос-приятие Бога-Сына: И уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал 2:20). Стяжание Св. Духа: и общение Святаго Духа со всеми вами (2 Кор 13:13).

8.2.

Некоторые проблемы для обсуждения. Правомерно ли продолжать считать основными категориями этой дисциплины «нравственный закон» или «обязанности» и прочие привычные нормативистские понятия (учитывая проблематичность таких их применений, как «закон спасения» или «обязанность обóжения»)[146] или эти категории правомернее отнести к области практической, «социальной» теологии? Правомерно ли, учитывая неотделимость в религиозной жизни этического от аскетического (см. выше), считать аскетику отдельным подразделением рассматриваемой богословской дисциплины (освещающей стадии особой мистико-аскетической практики) или оснований для этого нет?[147] Оправданно ли говорить, как то часто делается, о некоей «естественной нравственности», которая является общечеловеческой (отраженной в значительной мере и в декалоге), по отношению к которой христианская может считаться восполнением, завершением и т. п.?[148] Может ли именно данная богословская дисциплина располагать ответами на актуальные нравственно-мировоззренческие вопросы современности типа проблем биоэтики и каковы возможности ее участия в законодательстве, связанном с нравственными вопросами?

8.3.

Две основные максималистские позиции по вопросу о соотношении нравственного богословия и философской этики (ср. ситуацию с догматическим богословием и философией — Лекция 7.1,2): готовность многих немецких теологов строить нравственное богословие на фундаменте конкретных этических систем (вначале кантианской, затем феноменологической и т. д.) и позиция «полного изоляционизма». Общее между ними: рассмотрение мира человеческой нравственности и его значимости для человеческой экзистенции. Различия: 1) теоретическая автономность философской этики и теономность теэтетики; 2) нравственное как специальный предмет первой и как одна из составляющих предмета второй (см. выше); 3) умозрительный преимущественно характер первой и практическая направленность второй. Невозможность конструктивности их взаимоотношений по известной «климентовской» формуле «философия как служанка богословия» см. [Лекция 7.3]. Возможность использования нравственным богословием категориального языка этики, отдельных теологически эвристичных «прорывов» в достижениях «чистого практического разума» (от древности до настоящего времени), а также апологетического потенциала (действительного и возможного) в полемике христианского нравственного спиритуализма с многообразием натуралистических этических моделей [см. Лекция 5.2].

Лекция 9 Литургическое и каноническое богословие