Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза

Второй тезис носит идеологический характер и связан с определенными онтологическими предпосылками, а именно с тем, что неприличность или оскорбление как феномены реальной действительности обладают определенной сущностью, а потому если мы найдем (или откроем) эту скрытую сущность, то мы сможем успешно квалифицировать фрагменты речевых событий как оскорбления / неоскорбления или как приличные / неприличные, потому что эти речевые события будут разделять или не разделять выявленную нами сущность. При таком подходе необходимо актуализируется мысль о том, что какие-то признаки для оскорбления существенные (истинные признаки), а какие-то вторичные и несущественные (акцидентные признаки). Например, слово «неприличное» называет какую-то сущность, к которой причастны конкретные вещи (точнее сказать события), эти вещи одновременно одинаковы, так как разделяют эту сущность (может быть, конечно, в разной степени), но они и различны, так как очевидно, что в мире нет ни одной тождественной во всех отношениях вещи (события). Постижение сущности вещи и обеспечивает наше знание о том, как квалифицировать каждое конкретное событие, другими словами, если мы знаем ответ на вопрос, какова сущность оскорбления, то мы в каждом конкретном случае можем определить, являлось ли речевое событие оскорблением или нет. Эти онтологические предпосылки ведут к следующим следствиям. Научный анализ, который исходит из такой теории, уделяет внимание значению слов[3], но не описанию событий, которые имели место в конкретном месте в конкретное время. Основной вопрос в этом плане заключается в том, каково истинное значение слова Х. Сопоставим, например, два определения:

1. Оскорбление: Действие по знач. глаг. оскорбить – оскорблять при Оскорбить: Крайне обидеть, унизить кого-л.; уязвить, задеть в ком-л. какие-л. чувства.

2. Оскорбление – унижение чести и достоинства лица, выраженное в неприличной форме.

Если мы стоим на эссенциалистских позициях, то пред нами встанет вопрос, какие признаки существенны для оскорбления, а какие нет. Например, мы можем считать, что признак неприличной формы не является существенным для оскорбления, это вытекает из первого определения, но введен в право как конвенция и юридическое оскорбление является частным случаем лингвистического оскорбления. Далее мы можем поставить вопрос: насколько существен признак «наличия желания оскорбить» и можем решать его по-разному, констатируя, что этот признак не важен для лингвистики, но важен для юриспруденции или неважен для слушающего, но важен для говорящего. Мы можем также иметь в виду следующий факт, что возможны такие ситуации, что кто-то хотел оскорбить, но тот, кто являлся адресатом оскорбления, не оскорбился (вероятно, все или большинство сталкивались с такой ситуацией), и ставить вопрос, когда же действительно произошел факт оскорбления, а в принципе несколько другой вопрос, что мы будем называть словом «оскорбление» или каков истинный смысл слова оскорбления. Такая постановка вопроса ведет либо к релятивизму, либо к конвенционализму. Так, мы можем релятивизировать слово «оскорбление» по отношению к юриспруденции или лингвистике, по отношению к говорящему или слушающему [Стернин, 2006] и т.п. и рассуждать примерно следующим образом: «Для слушающего это было оскорблением, а для говорящего[4] – нет, или с лингвистической точки зрения это было оскорблением, а с юридической нет». Естественно, что такие решения ведут к неоднозначности интерпретаций одного и того же события[5], которая не может не сказаться на эффективности лингвистической экспертизы, так как мы вынуждены отвечать на поставленные вопросы следующим образом: «С точки зрения слушающего это оскорбление, а с точки зрения говорящего нет». Такая неоднозначность далее может быть преодолена либо конвенционально при помощи того, что мы договоримся употреблять слово «оскорбление» только по отношению к таким-то обстоятельствам и не употреблять по отношению к другим. Конвенция может носить как стихийный, так и сознательный характер.

В общем описанный подход не может быть признан удовлетворительным и не только потому, что в результате мы не можем добиться удовлетворительных экспертных результатов, этот подход не может быть признан исключительно по теоретическим соображениям.