Теория айсберга

Все, кому я должен был привезти книжки, оказались слегка с приветом. Мадам Лотрек насильно скормила мне целую пачку печенья и только потом отпустила. Мсье Жансак минут десять говорил мне об искусстве изготовления самодельных хозтоваров, и я едва не уснул у него на пороге. Мадам Уиллоуби («Мисс Уиллоуби, пожа-алуйста!» – поправила она) встретила меня в шелковом платье с пурпурным узором и с лицом, загримированным так, словно она вот-вот выйдет на сцену лондонского театра. Мадам Гед рассказала мне, что когда-то была музой великого монпарнасского фотографа шестидесятых. А мсье Лангр явно заказал приключения тигренка Момо по ошибке, потому что, когда я протянул ему альбом в картонном переплете, он с оскорбленным видом на него уставился, а потом спросил, кто я такой и с какой стати его побеспокоил.

– Я т-тут насчет б-б-б… – запинаясь, пробормотал я.

– Бабочек?

– Н-нет, насчет б-би…

– Билетов?

– …б-б-б…

– Разродишься ты уже, наконец?

Примерно так мы продолжали беседовать еще минуты две, потом я отчаялся, сдался и укатил на своем велосипеде.

К половине одиннадцатого я почти закончил развозить книги. Жара стояла убийственная, и я совсем выдохся. Оставался всего один читатель, которому я должен был доставить заказ, некий мсье Эрейра, он жил на окраине города. Это был самый длинный маршрут – не сравнить с другими, и мне пришлось несколько раз сверяться с планом, чтобы не сбиться с пути. Дорога шла вдоль океана, но меня это не так уж радовало. Я крутил педали и не мог удержаться, чтобы не смотреть, как вдалеке образуются волны. На горизонте царило невероятное спокойствие. Ни ветерка. Солнце палило так, что мне захотелось положить велосипед на траву и броситься в воду.

Но даже думать об этом было мучительно. В голове застучало, мозг раздирали противоречия. Океан и притягивал меня, и пугал. Передо мной замелькали отрывочные, бессвязные картинки того дня. Шум волн у меня над головой. Мощь вала, который тащил меня на камни, и я не мог сопротивляться. Сильнейший удар.

Велосипед внезапно перестал подчиняться мне. Кеды соскользнули с педалей, руль вильнул, из-под колес полетел гравий. Я задыхался и дрожал всем телом. Пришлось спешиться и замереть, отведя взгляд от океана. Мне хотелось еще и уши заткнуть, чтобы больше не слышать несмолкающего шума волн. Что-то внутри колотилось, как будто мозг хотел выскочить из черепа. И воспоминания о несчастном случае продолжали меня осаждать. Крутится доска. Соленая вода заполняет легкие. Я пытаюсь закричать, но не могу.

Я бросил велосипед, сел в высокую траву, обхватил голову руками и стал ждать, чтобы грохот стих. Только через несколько минут я смог отдышаться и медленно открыл глаза. Мир перестал вращаться. Вдоль берега скользил легкий ветерок. Над головой коротко вскрикнула птица.

Как ни старался я убедить себя в обратном, доктор Франкен был прав. До выздоровления мне еще далеко.

Оставшуюся часть пути я проехал нормально, стараясь как можно реже поворачивать голову к океану. Постепенно ко мне вернулась уверенность в себе, и я спокойно катил себе дальше.

Во всяком случае, до тех пор, пока не наткнулся на Реми Мута.

Сначала я заметил его пеструю футболку и яркие плавки. Он шел на берег с доской под мышкой. Увидел меня, остановился, помахал рукой и встал прямо на пути, широко улыбаясь. Передние зубы у него были длинноваты, и это делало его похожим на гигантского грызуна.

Он спросил, что я поделываю, а когда я ему объяснил, он издал странный звук, который можно было истолковать – на выбор – как: 1) ехидный смешок, 2) удивленное восклицание, 3) проявление его истинной натуры наполовину человека, наполовину нутрии.

– Ты работаешь в библиотеке? Ты?

– Ну да, как в-в-в-видишь.

Что за дубина! Стекла его солнечных очков отсвечивали так, что смотреть было больно. Волосы у него светлые, а лицо загорелое. На майке желто-зеленая надпись: «Let’s go surfing now!»[6]

– Не знаю, как ты, – в конце концов произнес он, с отвращением оглядев мой велосипед, – а я предпочитаю развлекаться. Лето же!

Он шмыгнул носом и сплюнул в траву.

Реми Мут жил в Белькуре, это у нас в городе богатый квартал. Его отец работал в фармацевтической лаборатории, а мать заведовала домом престарелых. С ним не было никаких проблем, все учителя его любили, учился он блестяще и подавал большие надежды. Словом, полная противоположность мне.

– Кстати, – прибавил он, – тебе не попадалась девушка, которая снимает дом Лопесов? Высокая брюнетка примерно с такой вот прической (он руками изобразил длинные волосы, распущенные по плечам). Я несколько раз катался на доске вместе с ней, но сегодня не видел, зато встретил ее отца, он странный тип. Как ее звать-то… Лорен, что ли.

Глядя на меня, он жевал травинку и постукивал кончиками пальцев по своей доске. Реми Мут был из тех людей, которые всегда выглядят совершенно спокойными, но готовы в любую секунду вцепиться вам в глотку.

– Нет, не з-знаю, – ответил я намеренно сдержанным тоном. – К сожалению.

От одного того, что он произнес имя Лорен, у меня в груди словно ледяным сквозняком потянуло.