Теория диктатуры люмпен-пролетариата

Февраль 1917 года «смёл» старую монархическую власть и революционеры из слоя разночинной интеллигенции, составляющие различные партии, наконец-то почувствовали, что их желания могут реализоваться, и наиболее активные партии «пошли в массы», привлекая в свои ряды новых сторонников. Легче всего на революционные призывы откликаются те, чьё мировоззрение неустойчиво – люмпен-пролетариат, а в 1917 году его ряды резко расширились за счёт бежавших с фронта солдат или малоквалифицированных рабочих из вчерашних крестьян.

В курортной Ялте, полной выздоравливающих офицеров, люди, «бывшие многие годы скромными верноподданными, вдруг объявили себя эсерами: полицейский, врач, учитель гимназии, …забитый агроном-кооператор, несколько прапорщиков». В эсеры ринулись и бывшие черносотенцы. «У всех было стремление прикрыться фиговым листом социализма, причём никто не давал себе отчёта, к чему последний обязывал, – свидетельствовал один весьма проницательный наблюдатель. – Он воспринимался как нечто гуманное, хорошее… безобидно мессианское». А между тем, основная обывательская масса населения оставалась равнодушна. Немногочисленный квазипролетариат – типографские рабочие, грузчики, служащие в гостиницах, приказчики, аптекарские служащие – тут же увлеклись забастовками. В последних поражала «несоразмерная высота требований, озлобление», типично лакейское желание «побарствовать» (Булдаков, 2010). В.П. Булдаков использовал термин «квазипролетариат». В нашем понимании – это люмпен-пролетариат. И он стремительно рвался во власть через различные социалистические партии.

Известно, что к моменту свершения Февральской революции большевики насчитывали в своих рядах около 24 тыс. членов (меньшевики – почти в два раза больше!). А уже к октябрю 1917 года в большевики пошло столько желающих, что их численность выросла до 350 тыс. человек – почти в пятнадцать раз! Для справки: численность меньшевиков выросла до 200 тысяч человек (только в четыре раза). Из этой простой арифметики следует, что к моменту Октябрьской революции среди большевиков революционеров со стажем, а значит, с полностью сформировавшимся марксистским мировоззрением, было всего лишь 6,8% – только каждый пятнадцатый большевик был убеждённым марксистом, а остальные четырнадцать из пятнадцати были людьми политически безграмотными!

«Это был период бурного роста всех политических организаций, широко открывших двери для всех желающих. Партии разбухали, как на дрожжах. Старое «ядро» (если оно существовало) растворялось и оттеснялось потоком новоиспечённых членов, нередко записывавшихся в организации лишь под влиянием сиюминутного настроения, «моды» или стремления сделать политическую карьеру. В результате партии превращались в нечто рыхлое и бесформенное. Такого рода процессы особенно наглядно прослеживались, например, у социалистов-революционеров, численность которых уже весной 1917 года достигла нескольких сот тысяч человек.

«В открывшихся для всех входных дверях этих партий, – писал Виктор Чернов, – происходила неимоверная давка; партии так разбухали от наплыва новобранцев, что вожди уже начали смотреть на этот наплыв с тайным ужасом: во что превратятся эти партии, когда старая их гвардия распустится в серой, политически неопытной, наивно-доверчивой массе? Не будут ли решения этих масс совершенно случайными, не потеряют ли партии всякое лицо, не станут ли они неустойчивыми соединениями, флюгерообразно вертящимися под ветром настроений бесформенной улицы?

… Выросла и большевистская партия. Возвращались те, кто в предшествующие годы по разным причинам отходил от активной работы. Вступили те, кто раньше значился в «сочувствующих» и кого знали по участию в стачках и демонстрациях. Принимали и тех, кто проявил себя в февральские дни. А за ними пошла и более широкая масса, как говорили тогда, – «новорождённых» большевиков»» (Логинов 2016, с. 156).

Конечно, в большевики в этот период вступали разные люди, и были, конечно же, среди вступивших в партию люмпен-пролетарии, весьма поверхностно понимающие марксизм, но умевшие при необходимости вовремя применить тот или иной марксистский лозунг перед толпами трудящихся. А поскольку в общей массе люмпен-пролетариев было около 80% тех, кто вышел из беднейшего крестьянства, то и мировоззрение люмпен-пролетариата было соответствующим: прежде всего – создать мирок собственного благополучия, а потом думать о других. К концу 1917 года партию большевиков заполонили люмпен-пролетарии и большевистская партия стала отражать их интересы.