48
В руках у Фанни была «беретта-92». Она держала ее за рукоятку, дулом в пол.
— Я нашла его, когда пошла в туалет, — сказала она, — там еще много чего…
Петер подошел к ней и взял у нее пистолет.
— Да, мы видели. Это запасы четырех «техников» из ГУВБ.
— Надо бы это уничтожить… — сказал Фрежан. — Выбросить в окно!
— Это еще одно доказательство! Ученым такой арсенал не нужен… Ни к чему тут не прикасайтесь.
— Вы не боитесь, что они сорвут цепочку на этаже и придут сюда за оружием? — возразила Фанни.
— Они бы уже давно сделали это, но за ними присматривают наши друзья из немецкой разведки. Сомневаюсь, что они смогут незаметно взломать дверь.
Петер отнес пистолет на место. Когда он вернулся, Фрежан спросил его:
— Скажите, а зачем тут агенты внешней разведки? Ведь они могли бы начать действовать, как только вы приехали. Могли бы силой выставить вас отсюда или… ну, вы поняли.
— Вначале была какая-то необъяснимая напряженность, казалось, вот-вот что-то должно произойти, а сейчас, когда мы уже знаем гораздо больше, боюсь даже представить, во что это могло бы вылиться. Я предполагаю, что они охраняли объект — на случай, если немецкие спецслужбы или какая-либо другая группа, заинтересовавшаяся исследованиями Грэма, вдруг взяла бы да и захватила их, чтобы изъять материалы. Они не ожидали прибытия Еврокомиссии! Я помню, как Грэм сделал знак одному из своих людей не вмешиваться. Видимо, думал, что сам разберется. Сейчас он, наверное, сильно раскаивается.
— Отлично, но все же, как обезопасить наши тылы? — спросил Бен.
Петер достал цифровой фотоаппарат:
— Обычно, когда заканчивается очередная командировка, я фотографирую коллег, но на этот раз я буду снимать только документы. Все, что мы отложили, очень важно. Я сфотографирую все это крупным планом.
— А потом? — спросила Фанни.
— Надо выйти из обсерватории живыми. Французские спецагенты находятся под наблюдением немецкой разведки, ее и надо опасаться. Мы соберем все записи об участии немецких спецслужб в похищениях и подарим им пачку этих материалов.
— И ты думаешь, что они нас отпустят, а не перестреляют? — удивился Бен.
— Я думаю, да. Мы гарантируем, что будем хорошо себя вести, и это откроет нам дорогу к свободе. Возиться с трупами слишком обременительно, это привлекает внимание властей и журналистов, так что они, наоборот, будут довольны, что так легко отделались.
— Если Сколетти не покончил с собой, то, по словам Грэма, это сделали немцы! Они прикончили его. Но зачем? У них не было никакой причины устранять его!
— Они круглосуточно патрулируют коридоры и могли видеть, как он совал конверт мне под дверь. Или заметили, как он возвращался к себе после разговора со мной в ночь так называемого самоубийства. Из него попытались вытрясти информацию о том, что он нам рассказал, ничего не добились и выдали убийство за суицид.
— Какой коварный план! У тебя фантазия даже более буйная, чем у моей сестры!
— Взгляни на вещи с другой стороны: они не усилили наблюдения за нами, а это означает, что Сколетти ничего не сказал!
— Или на самом деле покончил жизнь самоубийством.
Фрежан вмешался:
— Одно самоубийство — это еще как-то пройдет. Но четыре, пять? Нет! Это должно успокоить вас.
Петер сказал:
— Я не вижу другого выхода. Когда выйдем отсюда, будем размахивать нашими фотографиями перед Еврокомиссией и прессой. Как только это станет достоянием гласности, служба внешней разведки ничего не сможет с нами сделать. Не будем медлить.
Он отрегулировал свой аппарат, выбрав наиболее подходящий режим для съемки крупным планом, и принялся щелкать страницу за страницей. К обеденному часу они сменяли друг друга, чтобы успеть подобрать все личные дела, каждую запись, памятку. Анализы и отчеты о деятельности Грэма здесь и на Фату Хива. Затем Петер взялся за бухгалтерские книги.
Проработав двадцать часов, он объявил перерыв, когда у него уже темнело в глазах. Они направились в столовую, стараясь войти туда по отдельности. Петер удивился, увидев там других астрономов, научную группу Грэма, четырех «техников» и трех немецких агентов. Жерлан и Грэм сидели в глубине зала.
Все собрались здесь.
Теперь, когда Петер немного больше знал о каждом из них, он удивился, каким образом столько людей, преследующих совершенно противоположные цели, могли так мирно сосуществовать.