Теория глупости

Мы пытались вырулить на проблему затянувшегося развития и умственной заторможенности, но докторесса продолжала упрямо гнуть свое — об опасности экзем и лишаев… А также устранении бородавок с помощью прижигания их ляписом.

— Я ведь еще и офтальмолог, — сообщила она.

Я был потрясен. И объемами ее познаний, и суммой, которую пришлось выложить за полученные советы. Девочке предстояло теперь посещать кудесницу не реже одного раза в неделю, так что тратам не было видно конца.

Разве я или Вероника жалели денег? Нет, конечно. Однако состояние Маши после визитов к офтальмологине-санэпидемнадзорше не улучшалось, а как будто даже сползало к прежней отметке. Да и прыщей прибавилось. Светило осматривала девочку в толстых резиновых перчатках фиолетового цвета, руки ни до, ни после не мыла… Я поделился сомнениями с Маркофьевым.

— Твоя беда, — заорал он, — что ты слишком много помнишь! Помнишь, кто кем был раньше, кто как выглядел и чем занимался! Да, человек не умел к двум прибавить два, а стал банкиром. Да, отбыл срок за воровство, а теперь возглавляет комитет по борьбе с коррупцией. Да, не любила моя доченька учиться, но скоро я доверю ей такой участок работы, что ты грохнешься. От потрясения. Все твои беды — из-за того, что не веришь в людей и скрытые возможности личности. Человек — тонкое создание… Он может все! Даже то, чего не может! Увы, многие проживают целые жизни, не догадываясь, на что способны… Я открываю перед каждым все двери, распахиваю все горизонты…

ДОЧЬ КАТЯ

Меня атаковала моя дочь Катя и просила пристроить ее куда-нибудь на тепленькое местечко. Почему нет — если все вокруг устраивались?

— Пойми, мне неудобно, — отнекивался я. — Получится, что я пользуюсь оказанным мне Маркофьевым высоким доверием. Одного только намека на мою корыстность, одного подозрения в этом довольно для того, чтобы я испытал жгучий стыд. Я должен быть выше и вне подозрений. Ведь я — витрина многосторонней деятельности моего друга… По мне будут судить о нем…

Дочка смотрела снисходительно. Ей еще предстояло многое понять, постичь глубину моих рассуждений.

ПОЧЕМУ НЕ ДУМАЮТ О ДЕТЯХ?

Аргументы мои были таковы:

— Вырастет у журналиста-взяточника сын… А у министра-жулика дочь… И что узнают о своих отцах? А ведь наверняка узнают. Не могут не узнать. Какие чувства тогда испытают? Каково невинным детишкам сознавать, знать, слышать, читать, что отец — ворюга, лгун, жулик?

— Дурак ты дурак! — орал Маркофьев, когда я делился с ним этими ублюдочными и отсталыми посылами. — Зачем думать о детях плохо! Почему считать, что они уступят отцам — в умственном развитии? И вообще… Дети вот уж не осудят тех, кто тащил в дом, а не из дома! И, значит, ничуть не огорчатся, не разочаруются в своих папах и мамах. А испытают гордость. И благодарность. И воспримут поступки отцов и матерей как должное. Как собой разумеющееся. Если же отпрыски окажутся необеспеченными, вот уж тогда наверняка посетуют, что предки мало взяли. Не обеспечили их будущее и будущее еще и внуков. Дали маху. А ведь могли столько загрести… И дети, доведись им, ты мне поверь, сами возьмут в сто, в тысячу раз больше!

НАОБОРОТ

Он вопрошал:

— Ты, может, думаешь, что всех воспитывали, как тебя? Учили, что воровать нельзя? А вот и нет! Наоборот! Растили как раз на противоположных примерах: смотри как имярек удачно слямзил! И много взял, и не попался! Именно таких удачников и везунков навязывали большинству в идеал для подражания!

БОЛЬНОЕ

Он здорово мне помог-подсобил. Вправил мозги. Наставил на путь. Даже отчасти вдохнул утраченную веру в грядущее.

— Что делать с прибором, который барахлит? — спросил он. И сам ответил. — Правильно, выбросить его!

— Ты обо мне? — с замиранием сердца спросил я.

Он был великодушен.

— О Кате… Что ты о ней хлопочешь? Ты же видишь — это пропащая затея! Обреченная попытка. Она ничего делать не может и не будет. Ты бы стал вкладывать деньги в банк, если бы знал, что через неделю он сгорит?

— Но ведь она моя дочь! — воскликнул я.

— Ты уверен? — протянул он.

Фраза задела.

— Что ты хочешь сказать?

Он мялся, пряча глаза.

— Ты ведь помнишь того музыканта… С которым убегала Маргарита?

Я схватил его за лацканы.

(Так поступают все дураки, не способные найти словесных контр-возражений.)

— Не хотел тебя обидеть, — сказал он. — Ладно, будем ремонтировать этот никчемный аппарат. Лишь бы добиться тех функций, которые он должен, обязан выполнять. На свалку надо выбрасывать совсем перегоревшее. А если хоть чуть-чуть фурычит… И потом — это ведь твоя дочь… Наша дочь… Пусть она ничего не умеет… Не знает… И не хочет знать…

ВСЕПРОЩЕНИЕ

Насколько же прав он был! (Как всегда.) Как дальновидно и широко мыслил! Какую загоризонтную перспективу каждый раз умел различить!